Бешеная

Ведмедь самолично наводил страх на спешно отловленных «центровиков» – но те, колотя себя в грудь так, что гул слышали за квартал случайные прохожие, принесли торжественно все мыслимые клятвы, будто о личных делах покойного Кролика им ничегошеньки не известно, и никаких москвичей они в глаза не видывали. Как ни стращал их Бортко, как ни обещал осложнить жизнь до предела, уехал он ни с чем – и, в свою очередь, клялся Воловикову (хоть и далеко не так цветисто), что весь его опыт подсказывает: «центровики» не врут, и столичные гости в самом деле были личным калымом Кролика.

Олечка Ольминская уже никому не могла объяснить, как и почему в кармане ухлопанного неизвестными киллерами столичного варяга оказались ее рабочий и домашний телефоны вкупе с «рабочей» фамилией и доподлинными именем-отчеством. Господин Марзуков, разделивший с ней эту честь, владелец телестудии «Алмаз-ТВ» и зять представителя президента господина Москальца, уже неделю пребывал в Германии, в деловой поездке, и вернуться должен был лишь послезавтра. После беглого опроса на студии, и без того взбудораженной убийством Оленьки, выяснилось, что ни о майоре Гурьянове, ни о частном сыщике Мироненко, ни о фирме «Бастион» там слыхом не слыхивали.

Третий фигурант, появились сильные подозрения, оказался мифом. Точнее, чистейшей воды псевдонимом. Единственный Всеволод Петрович Баранов, какого удалось отыскать объединенными усилиями всех паспортных столов Шантарска, оказался восьмидесятидвухлетним божьим одуванчиком, третий год безвылазно квартировавшим в доме престарелых с диагнозом «старческое слабоумие». Телефон был контактным, принадлежал инвалиду второй группы, после экспресс-проверки вроде бы признанному благонадежным. Список клиентов инвалида занимал добрый квадратный метр, значился там и В. П. Баранов, каждый вечер звонивший в одно и то же время и принимавший сообщения, если таковые имелись. Каждое воскресенье инвалид выкидывал в мусорный бак накопившиеся за неделю тетрадки с записями – но те сообщения, что значились под фамилией «Баранов» и не успели еще угодить в ведро, ясности не внесли. Самые невинные на первый взгляд фразы, безусловно, таившие двойной смысл, но именно из-за этого дешифровке не поддававшиеся.

«Купили диван» может означать все, что угодно: от «прибыла конопля» до «жена пронюхала»…

В последовавший за убийством вечер Баранов, вопреки железному ритуалу, не позвонил – похоже, от услуг инвалида почему-то решил отказаться. На студии «Алмаз-ТВ» заверяли, что представления не имеют ни о каком Баранове.

Дракошу все еще держали в камере – откровенно говоря, из чистой вредности выжидая, когда истекут законные семьдесят два часа. Как Даша и предвидела, инкриминировать ему ничегошеньки не удалось. Порочащих его свидетелей так и не объявилось, а пистолет оказался чистым и без единого Дракошиного папилляра. С девочкой-продавщицей он и в самом деле был прежде знаком, но это, конечно, не криминал…

Из сумбурных показаний с превеликим трудом отловленных очевидцев удалось составить более-менее полную картину происшедшего, полностью совпадавшую с рассказом Дракоши: то ли белая, то ли светло-серая «Волга» остановилась впритык к «опелю», и стрелок с заднего сиденья начал поливать германскую тачку из автомата.

«Волгу», бело-светло-серую (то бишь модного оттенка «белой ночи»), угнанную у вполне добропорядочного гражданина за полчаса до разборки, обнаружили быстро – брошенной в паре километров от «Грампластинки». С заднего сиденья изъяли АКМС с опустошенным рожком. Вскоре выяснилось, что в Гурьянове и Кролике сидело еще по пистолетной пуле, предположительно от «Вальтера П-88», но пистолет исчез вместе с нападавшими, остались лишь три стреляные гильзы в салоне «Волги».

Дальше, естественно, тупик. Это для пессимистов. Оптимисты могли полагать тупик входом в лабиринт. К тихой Дашиной радости, дело после короткого военного совета забрали на Черского. Она на всякий случай договорилась с Пилюгиным из областного угро, что орднунга ради допросит Мироненко, когда тот придет в себя (как-никак убийство Олечки висело на ней, и следовало отработать все контакты), но никаких надежд на эту беседу не возлагала и сенсаций, равно как и ужасных тайн, не ждала – тут явно что-то другое, чисто случайно пересекшееся…

Засидевшись из-за этих половецких плясок в своем кабинете до десяти вечера, Даша, освободившись от хлопот, использовала служебное положение в личных целях – сгоняла сержанта Федю по ближайшим киоскам раздобыть бутылку сладкой миндальной настойки (со строгим наказом заплатить выданные Дашей деньги, а не отымать бесплатно). Сержант обернулся моментально. Она приняла стаканчик и по профессиональной привычке попыталась все же подыскать кровавой разборке подходящее объяснение.