Дикое золото

«Какой еще праздник? Какая закуска?» – растерянно подумал Бестужев. До него не сразу дошло, что подчиненные попросту под самым благовидным предлогом вызывали его на встречу. Сообразив это наконец, он полез в карман, вытащил первую монетку, какая только попалась:

– Благодарю, Макар Шукшин, наше вам с кисточкой…

– Много даете, господин анжинер, – серьезно сказал юный Макар. – Цельная полтина, вон и написано на ней…

– А ты и читать умеешь?

– И писать даже помаленьку. Дьячок учил. Отец с мамкой сюда из центральных губерний приехали, счастья искать, я даже письма родне пишу…

– Молодец, – нетерпеливо сказал Бестужев. – Глядишь, писателем будешь… Оставь полтину себе.

И торопливо направился к зданию, исполнявшему здесь функции гостиницы для чистой публики. На столе, у коего сидели Семен с Пантелеем, естественно, не наблюдалось ни казенной, ни закуски. Лица у обоих были неприятно серьезные.

– Что стряслось? – спросил Бестужев, тщательно прикрыв за собой дверь и убедившись, что под окном не торчит какая-нибудь любопытная Варвара.

– Я его узнал, Алексей… Леонид Карлович. Непременно он, и никакой ошибки! – свистящим шепотом поведал Пантелей.

– Кого?

– Барчука. Инженера. Он самый…

– Тихо, тихо, – сказал Бестужев. – Не части и говори толком, ничего не понимаю. Какой инженер?

– Мельников Георгий Владиславович, губернский секретарь, горный инженер, заведующий Шантарской золотоплавочной лабораторией, – отчеканил Пантелей. – С которым вы, направляясь в контору к Иванихину, беседовали некоторое время. Аккурат у колодца.

– И что?

– Я в девятьсот третьем этого самого Мельникова полгода водил по Питеру, – сказал Пантелей. – И в девятьсот четвертом тоже, с февраля по май. Был к нему персонально приставлен, на пару с покойным Кузьмой Штычковым. Нам, сами понимаете, далеко не всегда знать положено, кого ведешь и зачем, но про него я знаю доподлинно. Социал-демократ видный, как же-с, известно…

– Так… – протянул Бестужев, чувствуя даже не охотничий азарт – тупое недоумение. – Ошибки быть не может?

– Какое там, – солидно сказал Пантелей. – Чай, не новички, знаем службу. Походочка у него такая… характерная. Этакие походочки обычно попадают в описание примет, как с ним и было. Шифровали мы его сначала Барчуком, а потом Инженером. Точно так же большей частью в инженерном ходил, с горной фуражкой, как и теперь.

– Значит, был причастен?

– Еще как, – твердо сказал Пантелей. – По таким квартирам шлялся и с такими личностями встречался, что причастен к нелегальщине прочно, словно блохи – к барбоске. Нет, Леонид Карлович, ошибиться я никак не мог. Как увидел, сначала по личности не опознал, а потом, когда вы с ним распрощались и он направился этой своей походочкой, меня словно шилом в… ну, прошило: он самый! Вы у нас человек новый, тех горячих годков не помните, а нам-то досталось… Однажды, в мае четвертого, его молодцы меня засветили. Были у него, как выяснилось, молодцы, судя по ухваткам, боевички. Заманили на крышу, на Шпалерной и чуть вниз не сбросили. Спасибо Кузьме, не бросил, засвистал, они и всполохнулись, убежали… Не так уж и часто под смертью ходил, так что запомнил накрепко – и тех молодцов, и Барчука… Вот выгоните меня без пенсии, ежели это не Барчук!

Бестужев лихорадочно размышлял. Пытался понять, что здесь можно сделать. «А что, собственно? Воспользоваться телеграфной линией, забросать Шантарск шифрованными депешами? Но чему тут можно помешать, если Мельников и в самом деле… Тот же Иванихин расхохочется в лицо. Поручик местного жандармского пункта, двое нижних чинов при нем… Стражники конной полиции, опричнички Гнездакова… Ну, а от них-то какой толк? И чему воспрепятствовать, если снова… Нет, – подумал он отстраненно и трезво. – С Мельниковым будем разбираться потом, а сейчас нужно проводить операцию так, словно ничего не случилось, по-задуманному».

– Он тебя не узнал?

– Да вряд ли, – подумав, сказал Пантелей. – Сколь лет-то прошло… Они нас помнят плохо, не то что мы их…

– Ну вот что, – решительно сказал Бестужев. – Постарайся как можно меньше маячить на улице, пока не уедем отсюда. Зубной болью майся, что ли…

– А делать что будем?

– А ничего, – сказал Бестужев столь же твердо. – Ничего, кроме того, что задумано и спланировано…

Глава шестая

Шаманкина могила

Тихое кошачье мяуканье, раздавшееся под его окном ближе к полуночи, казалось столь натуральным, что он в первый момент подумал о том, чтобы кинуть за окно чем-нибудь бесполезным в хозяйстве. Потом сообразил, спохватился, тихонько приоткрыл заранее смазанную раму и ногами вперед прыгнул из темной комнаты в лунную ночь, придержав на боку кобуру с маузером, экспроприированным у Семена.