Ашхабадский вор

– Однако вы помешали... Ты хорошо держишься, Яланчы, клянусь пророком Нухом. Но все дело в том, что ваша жизнь сейчас дешевле воздуха, которым мы дышим... Допустим, я найду товар и доставлю его большим людям. Допустим, большие люди простят мне задержку. Но что дальше? Садулла, хоть и был дурак, но был очень хорошим проводником. Он возил товар из Афганистана, и всегда успешно, без потерь, без обмана, без проволочек. А возил он, как ты наверняка уже проверил, не ковурму какую-нибудь на базар, а мак. Опий. Это был один из самых больших каналов, и я очень дорожил им, поскольку через Пакистан и Иран доставлять товар в Европу стало трудно, там усилили границы, там борются с Аль-Каедой и наркоторговлей, поставщикам понадобились новые пути, пути через Туркмению. Садулла знал один такой путь. И он знал продавца. Я продавца не знаю. Я не знаю, какими тропами он вел караван через границу. И теперь Садулла мертв, и мертвы все караванщики. Их убили вы.

– И что ты собираешься делать? – спросил Алексей напрямик, чувствуя, как по спине поползли струйки пота. – Убить и нас в отместку? Запытать до смерти? Только вряд ли это вернет караванщиков, Недж...

Неужели придется сдать ему платину? Ай-ай-ай, как нехорошо-то…

– Я еще не решил, – признался хан Неджметдин. И совершенно неожиданно добавил: – Вы очень необычная компания, Яланчы, самая необычная из всех, что я встречал. Ты – наверняка военный, у тебя выправка офицерская, а твоя подруга – городской житель, в пустыне ей делать абсолютно нечего. Твой приятель не так давно с зоны, и я не удивлюсь, если узнаю, что покинул он ее по собственной воле, супротив воли Хозяина… Что же вас объединяет, а? Что вы здесь делаете?

Алексей ничего не ответил, подумал лишь: «Интересно, а когда это ты сумел нас разглядеть? В щелку подглядывал, как мы подъезжаем, что ли?..»

Хан опять ухмыльнулся, поняв его мысли по-своему.

– Не удивляйся, я с детства жил в России… в Ленинграде. Я сидел в России. В восемьдесят девятом, когда моя… родина начала борьбу за независимость от Большого Брата. Тогда модно было выходить на демонстрации протеста, тогда модно было сидеть за убеждения. Я был молод, и я сидел. И тоже ушел с зоны по своей воле. Потому что понял, что Россия – это не мое. Поэтому я сразу почувствовалтвоего приятеля…

«Ага, ностальжи поперло, – подумал Карташ. – И ведь скучает, бай фигов, по России-матушке…»

– Теперь у нас все по-другому, – сказал он проникновенно, изо всех сил стараясь, чтобы его слова ни в едином звуке не звучали фальшиво. – Россия стала другой…

И это было ошибкой.

– Другой?! – гаркнул хан, едва не опрокидывая блюдо с виноградом. – Другой, ты говоришь? Дурак. России как было наплевать на себя, так наплевать и сейчас. Я вожу мак из Афганистана. Талибы запрещают выращивать мак, поэтому я покупаю его у Северного Альянса, а Северный Альянс поддерживает Россия. Значит, Россия поддерживает и мой бизнес? Я вожу мак через Туркмению, потому что я купил здешних чиновников. Здешних чиновников покупают все, даже американцы. Почему же Россия не может купить их, если не в состоянии договориться, почему позволяет маку и исламистам расползаться по вашей Азии? Мало вам небоскребов в Америке?!. – Он вдруг успокоился – видать, выплеснул, что накипело. – Иди, Яланчы. Я завтра подумаю, что с вами делать.

Смешавшись, Карташ поднялся.

– А мои друзья…

– Ты завтра с ними увидишься. Я не хочу, чтобы вы общались, пока я не принял решение. Иди, Ахмед покажет тебе твой кара-ой, – и он звонко хлопнул в ладоши.

Кара-ой, оказалось, называлась кочевничья юрта, которая по внутреннему убранству мало чем отличалась от жилища философствующего хана, разве что ковры были победнее, да подушки не шелковые. Карташ, как был в одежде, растянулся на коврах и стал смотреть в дырку в потолке юрты, куда лениво уплывал дым из жаровни. Так же лениво клубились мысли и в голове Алексея. Поразмыслить было о чем, но думать не хотелось совершенно. За матерчатыми стенами юрты кто-то смеялся, кто-то наяривал ритмичное «дум-дум-дум» то ли на барабане, то ли на тамбурине, периодически пламя костров взвивалось к небу разбрасывающими искры столбами, словно бензину плеснули – сквозь щель в пологе он видел отсветы оранжевого огня. Праздник у них, что ли? Ага, конечно, – по случаю гибели каравана с наркотой, сиречь с заработком… Он закрыл глаза, и тут же полог откинулся, внутрь кто-то проскользнул. Карташ приподнялся на локте: