Ярость

Собравшиеся согласно гудели, пошли выкрики, угрозы. Кречет покосился на Чеканова. Судя по встревоженному лицу начальника охраны, тот тоже не очень надеялся на своих людей. Кречет поднял руку, как школьник на уроке.

Гоголев воззвал в микрофон громко:

– Слово просит президент. Предоставить ему слово?

Голоса раздались со всех сторон:

– Предоставить!

– Нет!

– В шею предателя!

– Пусть скажет!

– Долой жидохохла!

Мы слышали, как в полумраке, Марина опустила жалюзи, пробормотал озадаченный Коган:

– Жидомасоном был, евроукраинский ремонт делал... может быть, и я уже жидохохол?

Крики становились все яростнее. Кречет снова поднял руку, Гоголев с трудом утихомирил шум, предложил компромиссное:

– Говорите с места.

– Да, преступление, – проговорил Кречет, ему протянули передвижной микрофон, но все уже услышали, как могучий голос президента сломался, пустил петуха. Это было так непривычно для бравого генерала, что шум начал затихать. На него смотрели с враждебным изумлением. Кречет повторил чуть тверже: – Да, преступление... Не преступление то, что ваш Анчуткин под шумок приватизировал себе заводик и три магазина, не преступление, что открыл счет в швейцарском банке... Это при его-то зарплате депутата! Да-да, у меня есть доказательства... Не преступление, что и сейчас на своей загородной даче устраивает оргии с малолетними... теперь это разве преступление?.. И пусть на наши деньги – кто теперь не ворует?.. И что среди малолеток, которых он пользует, ваши дочери и даже мальчики, но сейчас это не преступление, а всего лишь сексуальное меньшинство, перед которым надо расшаркиваться! Но зато преступление – позволить вашим соседям по дому построить и себе церковь! У вас их десять тысяч в одной Москве, пустые стоят, а им нельзя построить даже одну! Только потому, что их церковь называется мечетью!

Чеканов тем временем раздавал листки, их выхватывали так жадно, что едва не падали через спинки кресел. Сразу бросались читать, пошла ругань, выкрики. Чеканов швырнул в избранников всю пачку. Листки подхватывали на лету, началась давка. Кто-то проталкивался из толпы, за плечами болталась сумка с крупной надписью «ТВ-6».

– Хороший ход, – сказал напряженно Коган, он чуть перевел дыхание. – Но это займет их лишь на время.

– А мы и живем от отсрочки до отсрочки, – заметил за нашими спинами мудрый Краснохарев, – как раньше от получки до аванса.

Кречет в сопровождении недремлющего Чеканова и охраны встал и пошел к выходу. Из ложи для прессы щелкали фотоаппараты, кричали, но гранат никто не бросал пока.

– За работу, – велел нам Краснохарев на правах главы еще несформированного кабинета, – Сейчас приедет злой, горячий... Надо Когана выставить встречать, пусть на нем зло сорвет.

– Почему меня? – завопил Коган.

– Потому что Христа распял, – сказал Краснохарев наставительно.

Коган вздохнул, наморщил лоб:

– А может и лучше, если ислам?

Глава 31

Сказбуш поморщился:

– Вам сказано – за работу? А то раскаркались под руку...

– Не получается? – поинтересовался Коган. – Над чем ломаете свою энкэвэдэшную голову?

– Церковь, – ответил Сказбуш тоскливо. – Мое дело шпионов ловить, коганов выявлять, а я тут... Заново переживаю распад СССР! Помните, как одни члены Политбюро стали владельцами крупнейших банков, тем самым сохранив власть, но вдобавок получив возможность не таиться с оргиями на правительственных дачах? Другие вовсе не оставили власть, а лишь перестроились, как члены Политбюро КПСС Ельцин, Алиев, Шеварднадзе... Кто-то не стал перекрашиваться в демократы, остался верен, вроде товарища Зюганова или Ампилова. Теперь по тому же сценарию проводим церковников.

– А золото церкви?

Он усмехнулся наивности министра финансов:

– То же самое, что и с золотом партии. Уже выданы лицензии на открытие трех новых банков, как раз проверяю. Не знаю, кто их возглавит: сами владыки или подставные, но это будут кр-р-р-р-р-рупные банки! Сто тысяч МММ не вывернуло бы столько кошельков у нищих и убогих, сколько сумела церковь. Это будут гиганты, с которыми старым банкам придется считаться.

Коломиец подсаживался то к одному, то к другому, мне показалось, что он чем-то сродни мне, тоже не находит места в напряженно работающей команде, но когда я заглянул в его листки, увидел, что министр культуры хоть и не Геббельс, но идеи Кречета претворяет в жизнь довольно умело, виртуозно даже. Учитывает человеческие слабости, в том числе такие чувства, в которых люди признаются очень неохотно.