Негоже лилиям прясть

Но когда из соседней комнаты донесся протяжный стон, радость Мари сразу померкла.

«Королева... боже мой, королева... – подумала она. – А я о ней совсем забыла...»

Вошел конюший и объявил, что кортеж баронов во главе с регентом уже въезжает в ворота замка. Мадам Бувилль выхватила ребенка из рук Мари.

– Я сама отнесу его в королевские покои, – сказала она, – и вручу после окончания церемонии, когда придворные разъедутся по домам. А вы, Мари, отсюда ни шагу, ждите меня здесь. И если кто-нибудь войдет, хотя мы поставили у дверей стражу, и спросит вас, говорите, что ребенок, который остался при вас, – ваше собственное дитя.

Глава IV

«Перед вами король, мессиры»

Баронам было тесно в большой зале; они переговаривались, кашляли, нетерпеливо переминались с ноги на ногу, устав от долгого стояния. Их свита забила все коридоры. Желая полюбоваться предстоящей церемонней, изо всех дверей выглядывали любопытные.

Сенешаль де Жуанвилль, которого, снисходя к его слабости, подняли с кресла в самую последнюю минуту, вместе с Бувиллем стоял у дверей королевской опочивальни.

– Объявлять придется вам, мессир сенешаль, – твердил Бувилль. – Ведь вы старше всех соратников Людовика Святого; вам и выпала эта честь.

По лицу Бувилля стекали струйки пота, он чуть не падал от страха.

«Я бы не мог, – думал он, – не мог бы объявить... Голос выдал бы меня...»

В дальнем конце темного коридора он заметил внушительную фигуру графини Маго с короной на голове и в парадной мантии, отчего она казалась настоящей великаншей. Никогда еще Маго Артуа не выглядела такой огромной и такой страшной.

Он бросился в комнату и шепнул жене:

– Пора.

Мадам Бувилль двинулась навстречу графине, под чьей богатырской стопой жалобно скрипели половицы, и вручила ей свою невесомую ношу.

В коридоре было темно, и графиня Маго не стала присматриваться к младенцу. Однако, взяв его на руки, она удивилась, как он потяжелел со дня крестин.

– Да наш маленький король поздоровел, – произнесла она. – Поздравляю вас, душенька.

– Это потому, что мы за ним хорошо ходим, мадам; боимся, как бы нас не упрекнула в нерадивости его крестная мать, – ответила мадам Бувилль самым естественным тоном.

«Нет, решительно сейчас самое время, – подумала Маго, – слишком уж он окреп».

При свете, падавшем из окна, она вдруг увидела бывшего камергера Филиппа Красивого.

– Что это с вами, мессир Бувилль? – осведомилась она. – Вы весь в поту, хотя день не из жарких...

– Я велел повсюду разжечь камины; очевидно, от этого меня и бросило в пот. Мессир регент не дал нам времени привести все в порядок.

Они обменялись взглядом, причем каждый пережил скверную минуту.

– Ну, пора, – спохватилась Маго. – Шествуйте впереди меня.

Бувилль взял за руку старика сенешаля, и оба хранителя чрева медленно направились в залу. Маго шла позади, в нескольких шагах от них. Наступил благоприятный момент, и вряд ли он еще повторится. Старый сенешаль еле плелся, и, таким образом, у нее было время. Правда, вдоль стен шпалерами стояли придворные дамы и конюшие, сбежавшиеся посмотреть на венценосного малютку, и все глаза были устремлены на графиню, но кто заметит, кто обратит внимание на вполне естественный ее жест?

– Ну, ну, давайте-ка представимся баронам в самом лучшем виде, – обратилась Маго к младенцу, которого несла на сгибе левой руки. – Не опозорим королевства, а главное, не будем пускать слюни.

Она вытащила из сумы, висевшей на поясе, носовой платок и быстро отерла им крохотный слюнявый ротик. Бувилль оглянулся, но Маго, зажав платок в руке, сделала вид, что оправляет на младенце мантию.

– Ну, мы готовы, – произнесла она.

Двери залы распахнулись, и воцарилось молчание. Но сенешаль по слепоте не заметил, что комната набита народом.

– Объявляйте же, мессир, объявляйте, – шептал ему Бувилль.

– А что объявлять? – удивленно спросил Жуанвилль.

– Да что король здесь, понимаете, король!

– Король... – лепетал Жуанвилль. – А знаете, я уже пятому королю служу!

– Конечно, конечно, только объявляйте поскорей, – тревожно торопил его Бувилль.

Маго, стоя за ними, еще раз для верности вытерла губки ребенка.

Сир де Жуанвилль прокашлялся, чтобы очистить горло, и наконец решился; он провозгласил важно и почти разборчиво:

– Мессиры, перед вами король! Перед вами король, мессиры!

– Да здравствует король! – грянули в ответ бароны, впервые произнося это слово после смерти Сварливого.