27  

Ладно, отложим. Таня опустила Ленино письмо в сумочку и достала оттуда неловко разорванный ею конверт. На штемпеле, которым была погашена марка, значилось: вверху, по диаметру: ПОЧТА РОССИИ, внизу: КОСТРОВ, а номер почтового отделения или цеха отпечатался нечетко. Зато по центру штампа оказались явственно видны цифры: 21. 06.05, а еще 01. Насколько Таня разбиралась в почтовых фенечках, цифры эти означали, что марка была погашена в один час (последние две цифры) в ночь с двадцатого на двадцать первое, с воскресенья на понедельник. Значит, по крайней мере за три-четыре часа до этого, вечером в воскресенье, Леня еще был жив и находился в Кострове.

Впрочем, оборвала она себя, ничего этот штамп, по большому счету, не значит. Письмо-то мог бросить в ящик и любой другой человек, а сам Леня написал записку не в семь-восемь вечера в воскресенье, а раньше. Однако почему-то перед внутренним взором Тани вдруг возникла картина: Леня, взмыленный, всклокоченный, в нелепых шортиках и сандаликах, стоит за столиком на привокзальной почте и лихорадочно пишет на обороте телеграфного бланка письмо… Почему ей привиделась именно привокзальная почта? Ну, это понятно: потому что в камере хранения железнодорожного вокзала он оставил нечто. В обмен на нечто ему дали квитанцию и номерок. Вот, кстати, и они: зеленый номерок с выдавленными белыми цифрами 113 и буквами КХКЖД (что, наверное, означало «камера хранения костровского железнодорожного вокзала»). А вот и квитанция: чернильным карандашом написано Шангин Л.И., а ниже – номер его паспорта. Количество мест – одно, принято 20.06. (в воскресенье) в 19.30. Значит, и вправду вечером в воскресенье в половине восьмого Ленчик был жив и здоров и оставил в камере хранения нечто.

Эх, что он за дурачок! Как же она получит вещь, положенную в камеру по его паспорту? Кто ей отдаст ее? Ладно, об этом можно подумать потом. И она по второму кругу достала из сумочки письмо – решила перечитать его. Отчим ее не раз учил: «После первого прочтения любого документа – даже газетной статьи или любовного письма – ты воспринимаешь не более сорока процентов содержащейся в нем информации. Любой важный документ надо читать дважды, а то и трижды».

Таня нетерпеливо пробежала взглядом по строчкам: «…Мне надо бежать. Я попал в большую беду… Никому ничего не показывай и не рассказывай… Только так можем спастись… Я люблю тебя… Я тебя очень люблю…»

Таня перевернула листок той стороной, где был разлинован телеграфный бланк, и тут заметила, что в правом верхнем углу написаны цифры. Написаны авторучкой: тем же Лениным спешащим почерком. Числа были такие:

15-114-103-104.

Четыре числа, разделенные черточками. Пятнадцать – сто четырнадцать – сто три – сто четыре.

Что это такое? Шифр? Похоже. Но что он значит?

Чей-то номер телефона? Но разве телефоны бывают… раз, два, три… одиннадцатизначными? В Кострове телефоны шестизначные, в Москве – семи. Сотовые «кривые» – десятизначные; междугородние – тоже… Может, впереди следует читать не единицу, а восьмерку? Тогда все получится складно: обычный междугородний или сотовый номер: 8-511-410-31-04. А может, первая единица – это код страны? И тогда выходит номер: 1-511-410-31-04. Единица, кстати, код Соединенных Штатов Америки. Таня это точно помнила, Тому не раз звонила.[3] А дальше у Тома было, кажется, 406 – код его любимой Монтановщины.

«511» – тоже, наверное, код какого-то американского региона. Вот только чей конкретно? Что за город, штат или, может быть, сотовая сеть? Во всяком случае, решила Таня, она этот номер обязательно наберет. Естественно, не сейчас, в присутствии милиционеров, а позже. И на всякий случай будет звонить не из офиса. И, наверное, не из дома.

Однако цифры на Ленином бланке вполне могут оказаться не телефонным номером, а, скажем, каким-то PIN-кодом. Или паролем доступа. Или вообще чем угодно.

Но об этом мы подумаем потом, вечером, на досуге. Для начала надо выйти из «комнаты отдыха» – что-то она здесь засиделась, мильтоны могут заподозрить неладное. Таня посмотрела в зеркало над раковиной. Выглядела она на удивление неплохо: глаза сияют, румянец во всю щеку – шикарный, надо сказать, румянец, естественный, никакой косметикой подобного эффекта не добьешься. Она не раз замечала за собой парадоксальную реакцию: когда у нее проблемы, когда ей нужно действовать – она выглядит лучше всего. Может, и в самом деле, «she loves troubles»?[4] И, скажем, вместо визитов к косметологу ей лучше регулярно во что-нибудь вляпываться?!

  27  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×