Парфюмер звонит первым

– Стоп! – прокричала Татьяна, и так как далекий от техники Ходасевич не прореагировал, сама остановила пленку. Перемотала чуть назад и снова пустила запись. Когда в кадр попал один из гражданских с автоматом, она нажала на «паузу», а затем с помощью цифрового зума стала укрупнять лицо человека в белой рубашечке и наглаженных брючках («калашников» на его плече явно диссонировал с цивильным видом). Когда изображение достигло максимально возможного и стали отчетливо видны зерна пленки, а физиономия мужчины заняла весь экран, Таня прошептала сквозь зубы:

– Да, это он…

– Кто?

– Комков. Сволочь! Тот опер милицейский, что меня допрашивал. Ну, погоди, гнида!.. Теперь ты мой!

– Давай дальше, – скомандовал отчим. Он никак не прокомментировал Танино открытие.

Татьяна послушно нажала на «play». Она явно воодушевилась, увидев на криминальной пленке лицо своего врага.

…А Ленино кино продолжается. Из грузовиков ящики переносят в одну лодчонку, из второй – поднимают по трапу на борт «Нахичевани»… Изображение отъезжает так, что в один кадр умещаются и грузовики, и легковушки, и лодки, и пароход. И все люди вокруг. Оператор Леня снова молчит: слышно лишь его дыхание.

И вдруг…

Мирный, почти идиллический процесс погрузки прерывается окриком, прозвучавшим откуда-то из-за кадра: «А ну стоять!»

Камера дергается и поворачивается в сторону окрика. Внизу, на берегу реки, у зарослей камышей стоит ранее не попадавший в кадр мужик, одетый во все черное. В руках у него пистолет. Оружие направлено в сторону – на кого, пока на экране не видно. Очевидно, это он только что кричал. Глаза у него бешеные, видно даже издалека.

Камера отъезжает, и на экране монитора появляются те, на кого мужчина в черном направил пистолет. Это дети лет десяти. Мальчик чуть постарше, девочка помладше. Они явно напуганы. И в этот момент с той стороны, где идут погрузочные работы, доносится звук падения чего-то тяжелого.

Камера дергается в сторону звука. Успевает сфокусироваться на увиденном. Один из тех ящиков, что перегружали на лодку, валяется на земле. Он расколот. Лениной камере открывается зрелище: сквозь развалившиеся доски видны стальные округлости. Леня укрупняет план: округлости все ближе, видна нанесенная на них фабричная маркировка.

И в этот момент за кадром раздается выстрел. Камера прыгает в обратном направлении. Перескок кадров – и теперь видна иная сцена. Мужик в черном только что выстрелил. Мальчуган уже упал. Девочка стоит рядом, замерев от ужаса. Глаза ее широко раскрыты. И тут мужчина снова стреляет. Раз, другой. Девочка падает. За кадром слышится перепуганный Ленин голос: «О боже!»

Судя по движениям камеры, он вскакивает. И тут его замечает мужик в черном. Он переводит пистолет и снизу вверх стреляет прямо в Леню.

Дальше начинается бешеная пляска кадров. Невыключенная камера дергается, показывая землю и фиксируя тяжелое дыхание убегающего Лени, топот его шагов и отдаленные выстрелы.

Похоже, наконец Леня добегает до своей машины, впрыгивает в нее, бросает камеру на пассажирское сиденье. Таня видит Леню за рулем в странном ракурсе, снятом валяющейся камерой. Он втыкает первую передачу, слышен рев мотора и, в отдалении, выстрелы. К камере тянется его рука, и – стоп.

Темнота. Помехи.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем Татьяна пришла в себя. Перед глазами все стояла, никак не хотела уходить, документальная картинка – мальчик с девчушкой, совсем юные, любопытные и испуганные. Их удивленные, доверчивые взгляды, пойманные Лениной камерой… И злой, отчаянно громкий звук выстрелов…

«О боже, они убили их, – подумала Таня. – Как хорошо, что Леня не снял крупный план». Впрочем, воображение и без того дорисовало картинку: как могут выглядеть хрупенькие тельца детишек после выстрелов почти в упор…

Она закрыла лицо руками, прошептала:

– Какой кошмар…

Отчим осторожно подвинулся ближе к ней, молча коснулся плеча… Таня кинулась ему на шею и зарыдала.

Валерий Петрович терпеливо ждал, пока падчерица выплачется. Молчал, продолжал тихонько поглаживать ее по спине, и его теплые ладони будто наполняли ее силой и мужеством. А когда Таня наконец отревелась и вскинула на него заплаканные глаза, Ходасевич тихо сказал:

– Выключай компьютер, Танюшка. Надо уходить.

Таня машинально перевела взгляд на монитор – по экрану по-прежнему ползли полосы-помехи. Она нажала на «стоп».