Ревность волхвов

Я ответствовал, глядя в сторону:

– Я готов принести Петру свои извинения.

Краем глаза я увидел, как оба секунданта испытующе уставились в лицо Горелова.

Мой противник выдержал паузу, а потом глухо молвил, игнорируя меня и обращаясь к секундантам:

– Нет, никаких извинений я не принимаю.

Проклятый псих! Идиот! Рогатый осел! Чего еще ему от меня нужно: чтобы я ноги ему целовал? Этого не будет. Драться так драться.

Черт, в казино мне никогда не везло. Но, может, оттого, что я относился к игре несерьезно? Может, теперь, когда на карту (в буквальном смысле) поставлена моя жизнь, судьба окажется ко мне более благосклонна?

Петр проговорил, старательно избегая меня взглядом:

– Я прошу, при любом исходе, не распространяться о дуэли. Скажете: произошел несчастный случай. В случае, если черная метка выпадет мне, передайте моей супруге письмо. – Он вытащил из кармана пуховика и протянул Родиону сложенный вдвое листок. – А теперь давайте начинать. Холодно, братцы.

В происходящем – наверное, от этого «холодно, братцы» – мне почудился фарс. Но еще сильнее оказалось ощущение, как от дурного сна или романа Кафки, когда нелепость происходящего помаленьку затягивает тебя, а потом постепенно превращается в страшное… А ты спеленут по рукам и ногам, и из этого ужаса невозможно вырваться…

Родион достал карты. Краем сознания я отметил смешную деталь. Карты были с голыми девочками на рубашках. Я видел такие у Саньки. Видимо, других в нашей компании не нашлось.

Мы, все четверо, подошли к плоскому капоту «Лендровера». Туман все сгущался, и вид на пропасть уже снова совершенно скрыла молочная пелена.

– Я мечу банк до пикового туза, – напомнил оговоренные правила Сыромятский. – Туз пик упадет направо – выиграл Иван. Петру надлежит прыгать. Туз пик ляжет налево – выиграл Петр. Соответственно, Ване предстоит последний полет.

Он протянул колоду Иннокентию. Тот снял. Потом Петру.

– Не желаете ли?

Горелов помотал головой. Я тоже отказался снимать.

Сыромятский начал метать. Сейчас, вспоминая происходившее, не скажу, чтобы в тот момент я волновался. Мною овладело какое-то отупение. Я даже не следил, какие выпадают карты. И не ожидал появления смертельного туза. Больше того: я даже не заметил в первый момент, куда он лег, – покуда Родион не произнес бесстрастно:

– Туз пик направо. Выиграл Иван.

Горелов глубоко и прерывисто вздохнул.

– Что ж, прощайте, – проговорил он, обращаясь к секундантам, и полез в кабину «Лендровера». Он все-таки хотел покончить собой внутри машины и ее утянуть за собой в пропасть. Словно языческий вождь, которого хоронили вместе с его колесницей. Странно, как он еще не додумался прихватить с собой жену.

Дурной сон продолжался. Я даже не испытывал ни малейшей радости от того, что победил. От того, что остаюсь в живых.

– Стой! – Иннокентий схватил Петра за рукав.

Тот молча отшвырнул его руку и залез-таки в кабину.

– Подождите, Петя, может быть, хватит? – морщась, проговорил Родион. – Подурачились, и будет. Мы все верим, что вы готовы идти до конца. Но давайте на этом остановимся.

Я не промолвил ни слова. Не буду я уговаривать этого шизофреника.

Дверь в «Лендровер» была открыта, бухгалтер вцепился в руку Горелова и начал вытаскивать его наружу.

Иннокентий был ниже Петра ростом, но гораздо плотнее и, похоже, сильнее.

Ему удалось выдернуть Горелова из кабины, и оба, не удержавшись на ногах, повалились на снег.

Интересно, кто-нибудь из них цеплялся бы за меня с той же силой, когда бы пиковый туз выпал мне? И если бы мне пришлось лететь в пропасть? Я вдруг почувствовал жгучую обиду.

На языке у меня вертелось нечто презрительное в адрес Горелова, вроде: «Хорошо устраивать дуэли, когда в последний момент друзья вытащат тебя из пропасти».

Но я удержался, не сказал. И хорошо, что не сказал.

Потому что тут Петя вдруг вырвался из железных объятий Кена. Вскочил на ноги. Бросился к краю пропасти. И – не успел Иннокентий его догнать, не успели мы с Родионом ему помешать – ухнул вниз.

Что было потом?

Мы ахнули. Сердце у меня оборвалось. Дурной абсурдный сон все-таки обернулся не фарсом – трагедией. Мы втроем кинулись к краю площадки. Мне показалось, что я услышал, как ударилось о камни упавшее тело. Сквозь туман не было не видно ни зги.

– Петя! – отчаянно крикнул Родион. Молчание было ему ответом.

Белая пелена сгустилась. Мы с трудом видели собственные вытянутые руки. Но наши голоса слышались хорошо, и мы вопили в кромешном белом облаке: «Петя! Петя! Петя!»