Айсберг в джакузи

— Проснулись, милая?  — раздался голос совсем недалеко от Анны. Она вздрогнула и обернулась. Справа от нее в плетеном кресле-качалке сидела премилая старушка в кружевном чепце и бесшумно орудовала спицами. Она изумительно вписывалась в старинный и по-домашнему уютный интерьер комнаты. Она была маленькой, худенькой, но голову с посеребренными временем волосами держала гордо. Ножки в пушистых тапочках лежали на специальной подставке, колени укрывал клетчатый плед. Глаза ее выцветшего светло-голубого цвета смотрели на Аню сквозь круглые стекла очков, похоже, времен Первой мировой войны.

— Здравствуйте,  — сказала Аня, смутившись оттого, что в комнате присутствует посторонний человек.

— Вот рассматриваю я тебя и думаю, ты лучше Инги или нет?  — ответила пожилая дама на русском языке с акцентом.

Аня напряглась, пытаясь понять, почему Инга лучше ее и кто вообще такая эта Инга? Сегодня с памятью у нее было слабовато.

— Простите?

— Внук у меня!  — громко сказала старая женщина, словно у нее проблемы со слухом.

— Поздравляю,  — сглотнула Аня, косясь на бутылку с минеральной водой.

— Так вот, недавно я нажала на него.

«Что это за бред?  — думала Аня.  — Что за бабка? И что она тут делает? Я же летела в Австрию в качестве переводчика, это я точно помню, какого же хрена, извините, я разговариваю по-русски с какой-то старухой в чепце?»

— Внучок-то мой пообещал жениться,  — между тем продолжала старушка.

— Рада за вас… А где я?  — Аня попыталась принять непринужденный вид.

— Что значит «где»?  — тоже не поняла ее старушка.

— Этот дом… вы…  — замялась Аня, не зная, как выяснить, что происходит.

— Мой внук представил тебя как Анну.

— Это мое имя,  — кивнула та.

— Очень хорошее имя, мне нравится,  — высказала свое мнение старушка, хотя ее никто об этом и не спрашивал.  — И еще мой внук представил тебя как свою невесту, то есть фактически жену,  — добавила старушка.

— Здорово!  — рассмеялась Аня, подумав, что попала в дурдом.  — А кто у нас внук?

— Ценю твое чувство юмора,  — засмеялась в ответ старая женщина,  — моего внука зовут Эрвин Ламар,  — с гордостью заявила она.

Анна мгновенно закашлялась, подавившись собственной слюной.

— Эрвин?!  — с ужасом воскликнула она.  — Что он здесь делает?!

— Как что? Это его дом, и он  — мой внук,  — ответила бабушка Ламара, продолжая рассматривать Аню,  — нельзя столько пить в самолете молодой девушке, это неприлично.

Аня взяла себя за виски, пытаясь унять стук в голове, заглушающий все мысли.

В комнату, теперь уже не казавшуюся Ане такой сказочной и прелестной, постучали.

— Да, дорогой!  — откликнулась пожилая дама, давая понять, что хозяйка в этом доме она, и будто забыв, что Анна полураздета.

Дверь открылась, и Эрвин Ламар явил взору двух женщин свою совершенную красоту и великолепную улыбку. Анне тут же захотелось расцарапать его самодовольное лицо.

— А вот и мой внук!  — гордо заявила старушка.

Эрвин подошел к окаменевшей Анне и поцеловал ее в щеку.

— Привет, дорогая, ты уже познакомилась с бабушкой? Рассказала о том, что у нас скоро свадьба?

— Да я…  — начала Аня, но была прервана Эрвином. Он заговорил с ней на итальянском языке.

— Ради бога, помолчи! Предлагаю любые деньги и исполнение всех твоих желаний, только соглашайся со всем! Не ради меня, а ради бабушки, у нее рак, и ей осталось совсем немного.

— А почему мне должно быть дело до тебя и твоей бабушки?  — удивилась Аня, тоже заговорив на итальянском языке, который учила дополнительно.  — И откуда тебе известно, что я знаю этот язык?

— Я подготовился, прочел твое досье, кстати, там не сказано, что ты способна обидеть старого человека.

— Значит, это все подстава? Меня обманули, что я буду работать переводчицей? Кто такой этот Марат, который привез меня сюда? Мошенник, как и вы?  — перешла на «вы» Анна, чтобы держать его на расстоянии.

— Марат  — профессиональный русский актер, мой друг, он ни в чем не виноват, я его уговорил.

— Значит, вы не добились от меня, чего хотели, по-хорошему и решили взять силой?  — возмутилась Аня.  — У вас преступные наклонности, господин Ламар.

— Так исправьте меня, то есть мои наклонности,  — предложил ей Эрвин.

— Я не исправительная колония.

— Дорогие мои,  — прервала их перепалку старушка,  — я, конечно, понимаю, что вы готовы вечно говорить о любви, но, может быть, будете это делать на языке, понятном мне?