Ночь над водой

— На что же ты будешь жить?

— У меня есть кое-какие деньги.

Маргарет вспомнила, что согласно завещанию они обе наследовали деньги деда, когда им исполнится двадцать один и они достигнут полного совершеннолетия. Конечно, не бог весть какие деньги, но жить, наверное, можно.

В голову пришла еще одна мысль.

— А как же твой багаж? Он ведь оформлен до Нью-Йорка.

— А, если ты имеешь в виду мои чемоданы, то они набиты просто старыми тряпками. Я упаковала несколько сумок и отправила их заранее, еще в понедельник.

Маргарет не могла поверить своим ушам. Элизабет так ловко все подготовила и осуществила в полной тайне. С горечью она подумала о том, насколько наивен и непродуман был ее собственный план побега. Пока она что-то воображала, а потом металась, как слепой котенок, Элизабет молча оформляла документы, отправляла багаж. Разумеется, они в разном положении, ей двадцать один, и ей все можно, но как сестра великолепно подготовилась, тщательно рассчитала свои действия. Маргарет стало стыдно, что ее обошли, и сестра, которая как завороженная слушала дурацкую нацистскую пропаганду и вообще придерживалась неверных политических взглядов, действовала гораздо умнее, не в пример ей.

Внезапно она ощутила, как ей будет не хватать Элизабет. Увы, они уже давно не друзья, но сестры были всегда рядом, поблизости. Да, большей частью они ссорились, обменивались колкостями и издевками, но это их жизнь и по ней тоже можно соскучиться. В трудную минуту они всегда поддерживали друг друга. У Элизабет довольно болезненно проходили месячные, она, бедняжка, страдала, и тогда Маргарет заботливо кутала ее в одеяло, приносила в кровать чашку с горячим шоколадом и какой-нибудь интересный журнал. А Элизабет! Вспомнить только, какой она была для нее опорой, когда погиб Ян и весь свет был не мил, а ведь она отнюдь не разделяла его взглядов.

— Элси, я буду скучать по тебе, очень. — На глаза навернулись слезы.

— Тише, не надо, не шуми, — сестра обернулась, — не хочу, чтобы они узнали раньше времени.

Маргарет взяла себя в руки.

— Когда ты им скажешь?

— В последнюю минуту. Смотри, не подавай виду.

— Хорошо. — Маргарет попыталась улыбнуться. — Будем по-прежнему врагами, чтобы никто не догадался.

— О, Маргарет! — казалось, еще секунда и Элизабет расплачется. Но вот наконец она сглотнула слюну и отвернулась к окну. — Пойди, займи их чем-нибудь, пока я успокоюсь. Маргарет бережно взяла сестру за руку, потом вернулась в купе.

Мама листала женский журнал «Вог», читая вслух отцу отдельные места, очевидно, забыв о том, что ему такие темы абсолютно неинтересны.

— Кружева уже отходят. Надо же, я совершенно не заметила. А ты? — Он никак не отреагировал. Впрочем, это ее ничуть не смутило. — Послушай, что они пишут. В этом сезоне самый модный цвет — белый. А мне как раз не нравится. В белом я плохо смотрюсь.

Отца ничем не пронять, на лице жесткая чопорная улыбка. Он явно доволен собой, своим превосходством. Маргарет знала причину — он опять оказался прав, подавил бунт младшей дочери, победил, показал, кто в семье главный. Но ничего, он еще не знает, какой сюрприз приготовила ему старшая дочь. Неужели у Элизабет получится? Одно дело сказать обо всем Маргарет, совсем другое — отцу. В последний момент она может испугаться. Маргарет сама хотела все прямо сказать отцу — не вышло.

Но, даже если сестре удастся и она поговорит с отцом, нет никаких гарантий, что ее отпустят. Да, ей двадцать один, у нее есть свои деньги, но отец тверд как кремень и, если что-то решил, не отступит. Он ее не пощадит, сделает все, чтобы удержать. В принципе, отец не против того, чтобы дочь присоединилась к фашистам, однако сам факт, что она выступает против отцовской воли, когда все уже решено, приведет его в бешенство.

У Маргарет было много стычек с отцом, и она хорошо помнила, чем они все кончались. Вот так же он пришел в негодование, когда узнал, что она без его разрешения научилась водить машину, а когда выяснилось, что она ходила слушать Мэри Стоп, одну из первых энтузиасток применения контрацептивов, его едва не хватил удар. Правда, тогда ей удалось справиться с ситуацией, благодаря тому, что действовала она тайком. При прямом столкновении она всегда терпела поражение. В шестнадцать лет он не отпустил ее отдохнуть за город с двоюродной сестрой Кэтрин и несколькими ее друзьями, хотя в этом не было ничего дурного: детей опекали викарий и его жена. Отец решил не пустить ее просто так, на всякий случай, из-за того что там, видите ли, были вместе мальчики и девочки. А самый большой скандал разгорелся у них из-за посещения школы. Она умоляла, просила, рыдала, стояла на коленях — все напрасно, он остался непреклонным.