Трое в Песках

Медленно приблизился, блистая кожаным засаленным передником, грузный мужик. Поперек себя шире, краснорожий, с крупными каплями пота, что, как на горячей сковороде, шипели и уходили паром.

— Жрать будете? — спросил он, глядя поверх голов.

Голодный Таргитай едва не завопил, что если тут не есть, то пусть станцует что-нибудь гиперборейское. Мрак же попросту грохнул кулаком по столу:

— Мяса и каши для четырех голодных мужчин!

Глаза хозяина корчмы на миг остановились на Лиске. Ее крутая грудь, нещадно прижатая широким ремнем перевязи, могла бы с натяжкой сойти за могучие мускулы, если бы другая не торчала вызывающе.

— А для поляницы?

— Тоже!

Хозяин удалился, Мрак буркнул:

— Девки-воины здесь не диковина, видать.

— Поляницы, — повторил Таргитай, вслушиваясь в новое слово. — Поля — это распаханная полянами Степь, да? Может быть, поляне погибли не все?

— Что Степь, что Поля, — буркнул Мрак. — Только Лес — добро, все остальное — погань. И люди там ненастоящие.

Он искоса всматривался в люд, оценивал по торчащим из-под плащей ножнам. Ножи — широкие и прямые, а мечи — тяжелые, тоже широкие, с длинными прямыми лезвиями. Таких мечей невры еще не встречали. Даже Меч, который Таргитай носит за спиной, легче и уже. В остальном посетители корчмы почти не отличаются от самих невров: крепко сбитые, кряжистые, но с белыми лицами, словно никогда не видавшими солнца. От съеденного и выпитого порозовели, даже раскраснелись, но все равно от прожаренных солнцем невров и Лиски отличались, будто их не выпускали из подземного мира, где светит черное солнце мертвых.

За соседним столом двое мужиков мерно бросали кости. Мрак услышал обрывок разговора:

— Э… я выиграл! Выпала пятерка и шестерка!

— Дурень, выиграл я. Мне выпало две тройки, но зато мой меч на ладонь длиннее.

Мрак криво улыбнулся, на душе отлегло. Род особо не ломал голову, каким народом заселить белый свет. Везде дерутся, жульничают, ловчат, карабкаются, стоят друг за дружку, чужих бьют… ежели не успеешь сдружиться или не дашь сдачи.

Хозяин принес что-то вроде деревянного таза. Из темно-коричневой каши торчали ломти пережаренного мяса. Посмотрел на Мрака, тот кривился, ушел и вернулся с гусем размером с индюка — крупным, жилистым, худым, как узник киммерийского кагана.

Мрак оторвал ножку, впился зубами, хмыкнул:

— Хозяин, я умею определять возраст гуся по зубам!

Хозяин вытаращил глаза:

— Какие у гуся зубы?

— Я говорю о своих зубах. Этот гусь был немолодым, когда боги творили этот мир. Возможно, Род сотворил его первым!

Хозяин подумал, почесал в затылке.

— За такого гуся возьму дороже…

Мрак покрутил головой, чудной здесь народ, прервал:

— И еще ломоть мяса! Побольше.

— Понравилось? — спросил хозяин.

Он с недоверием оглянулся на столы, на кухню, затем с сомнением посмотрел на пришельцев.

— Хочу положить под ножку стола, — объяснил Мрак. — Хромой от старости. Слушай, что за воробья принес — кожа да кости!

Хозяин подумал, замедленно почесал в затылке, признался тягуче:

— Перья моя жена забрала на подушку.

Разноголосый шум и гам возобновился. К чужакам присмотрелись, забыли. В сухом горячем воздухе даже Лиска перестала трястись и цокать зубами. Таргитай разомлел, крепкие зубы без устали перемалывали жилы и кости. На голодное брюхо пошли бы, казалось, даже перья, но, как выяснилось, домовитая хозяйка их уже прибрала. Олег больше налегал на зелень. Пару листочков обнюхал и спрятал в мешочек.

Хозяин появился, когда допивали кислый квас, буркнул:

— С вас гривна.

Мрак удивился, развел руками:

— Ты продаешь нам всю корчму?.. Нет, нам надо ехать. Вот тебе полтина, это втрое больше, чем стоит обед, но мы нынче добрые.

Таргитай ахнул, обиженно захлопал глазами:

— Гривну?.. За одного гуся?

— И хлеб, — буркнул хозяин. — Гусь — за полкуны, а хлеб — за три четверти гривны.

Таргитай не понял:

— А пошто хлеб такой дорогой?

— Мука подорожала, — нехотя объяснил хозяин.

— Так то мука. А я спрашиваю, пошто хлеб дорогой?

Олег молчал, ему было ясно по лицам присутствующих. Рознь и резня, поля горят, отряды разбойников не знают отпора, земледельцам вырастить хлеб труднее, чем охотнику забить стаю гусей. Чудно, что вообще удается вырастить хлеб. Много сил дано человеку, дабы вынес все тяжкие испытания, какие не снесут ни травы, ни звери, ни даже боги.