– Ты еще слишком юн, – сказал Крумта покровительственно неприятным жирным голосом. – Законом все предусмотреть не удается. Повзрослеешь, поймешь…
– В этом никогда не повзрослею, – отрубил Ютланд.
– Тогда позволь, – сказал Крумта, – ссудить тебя, молодой артанин, небольшой суммой. Чтобы вы двое не знали мелких затруднений на постоялых дворах.
Ютланд кивнул.
– Да, – произнес он равнодушно, – это пригодится.
Крумта снял с пояса мешочек с деньгами и с поклоном подал Ютланду.
– Здесь малая доля того, что я дал бы с удовольствием, но, боюсь, на большие деньги у всяких любителей пограбить особый нюх.
Ютланд так же равнодушно принял подарок и подцепил к своему поясу.
– Спасибо! Если уцелею, верну с лихвой.
Крумта сказал тихо:
– Поговори с Горасвильдом.
Глава 3
Ютланд кивнул небрежно и ушел, властно прихватив Мелизенду за плечи. Она взвесила на ладони мешочек, глаза округлились, а дыхание сперло в груди…
– Это золото, – прошептала она в ужасе. – Как он мог дать тебе такое огромное богатство?
Ютланд буркнул:
– Верит, что отдам.
– Почему?
– Я же артанин!
– И что? Подумаешь…
– Он как раз и подумал. Это ты мне только не веришь.
Она прошипела:
– Я не верю? Я?.. Ты хоть и свинья, но ты честная и бесхитростная свинья, так как по глупости даже не догадываешься, что можно хитрить и получать больше выгоды. Но мне нравится, что ты честный и прямой, как кабан, всегда понятно, о чем думаешь и какие желуди лопаешь…
– Как любезно, – сказал он саркастически.
– Да, – отпарировала она, – любезно!.. Постой-постой, что ты за пастух, что такое слово знаешь? Это тебя овцы научили?
– Овцы, – подтвердил он. – У нас были тцарские овцы. Высокопородные.
– А-а, – протянула она, – а то иногда в тебе что-то проскальзывает странное. А ты, оказывается, не простых овец пас…
– И продолжаю пасти, – подтвердил он. – Ага, вот именно… Пойдем-пойдем, не останавливайся. Вон хорошая гостиница, там и переночуем. Могу подвезти.
Она представила, как снова ее прижмет к его широкой груди, теплое чувство коснулось сердца, но подумала, что сам ради такого расстояния в седло подниматься не станет, посадит ее одну, а коня поведет под уздцы.
– Нет, – возразила она. – Если устал, садись. А мне и пешком нетрудно.
Гостиница расположилась в большом каменном доме, первый этаж отдан под корчму, кухню и склады, а два верхних – под жилые комнаты.
Ютланд сперва устроил коня и хорта, конюшня добротная, молчаливые парни за конями смотрят хорошо, чувствуется, что любят их больше, чем людей, вышел оттуда во двор, где ждет, нетерпеливо притопывая задней лапкой, эта самая капризная прынцесса.
– И собачку? – спросила она ядовито.
– И собачку, – ответил он. – Теперь можно и тебя.
Она запнулась, стараясь сообразить, что у него сперва идет: самое важное или самое неважное, но решила наконец, что главное он оставил на конец, иначе придется на него напасть с обвинениями, защищая свое попранное достоинство, но есть так хочется, что спорить рискованно.
Из корчмы валят ароматы похлебки, вина, браги, жареного мяса, доносятся громкие мужские голоса, а когда Ютланд открыл дверь, оба увидели низкий потолок, почти скрытый сизым дымом, а под ним с десяток столов, почти все заняты дюжим широкоплечим народом.
Мелизенда подумала, что в корчме народ почему-то всегда крупнее, чем на улице, но тут же, как достойная дочь думающих родителей, нашла решение: горожане обедают дома, а в корчме только приезжие: пастухи, контрабандисты, прибывшие издалека торговцы, а в дальние дороги рискуют отправляться только крупные, сильные и отважные.
Ютланд молча провел ее к свободному столу. На них никто не обратил внимания, он сперва усадил Мелизенду, чему она несказанно изумилась, сел напротив.
Молодой парень в фартуке вырос возле стола.
– Поесть?
– Да, – ответил Ютланд коротко. – Двоим.
– Есть чем платить?
Ютланд показал золотую монету.
– Как видишь.
– Все будет сделано… господин.
Он торопливо удалился, Мелизенда с любопытством осматривалась, со всех сторон стук ножей и ложек, громкие голоса, смех, грубые шуточки, хлопки по спинам, бульканье разливаемого по чашам вина.
Ютланд искоса поглядывал на красивую молодую женщину с хищным лицом, она свободно расположилась за соседним столом с тремя хорошо одетыми мужчинами, у которых под накидками просматриваются добротные доспехи. Она выделяется той броской красотой, что заставляет собой любоваться издали, но подойти и заговорить с такой не всякий осмелится, в ее глазах нет девичьей робости, застенчивости, смотрит прямо и открыто, у нее открыты плечи, бедра и верхняя часть полной груди, но ничего общего с теми женщинами, что подобными ухищрениями добиваются мужского внимания, по этой сразу видно – воин, сильный и умелый, огромная редкость, когда женщина умеет сражаться, и в то же время остается женщиной, более того, продолжает расцветать и наливаться пугающей громовой красотой.