91  

– Князь Хнор?

– Нет, браслет. А вот когда попал в эти вонючие лапы, силы в нем почти не осталось… Ничего, наши ведуны сумеют восстановить прежнюю мощь.

Ютланд почти не слушал, в голове все еще звучат уклончивые слова Водяника, что глупо искать в болоте таинственного всадника, который весь из ярости и жаркого пламени…

– А есть, – спросил он, перебив на полуслове, – места, где дивы не в болотах, а… в жарких местах? Где огонь?

Никониэль выгреб из сундуков последние горящие огарки свечей, такими эти древние светочи казались Ютланду.

– Страшнозол, – крикнул он веселым голосом, – ты рвался быть ведущим?

Страшнозол откликнулся:

– Не то чтобы рвался…

– Давай, вперед!

Страшнозол хлопнул Ютланда по плечу и немедленно побежал вперед, гордый тем, что хоть так побудет лидером.

Болото перестало хлюпать под ногами, воздух посвежел, а наверху словно убрали низкий навес с грязными тучами. Во всей страшной красоте распахнулось звездное небо, широкой бледной полосой протянулся След Молочной Кобылицы, что есть несметная россыпь звезд, слившихся воедино, остальные же в сторонке надменно и ярко светят каждая по себе. Небо настолько чисто и прозрачно, что звезды странно и дико висят в совершенной пустоте.

Рассвет уже угадывается по свежему воздуху, под утро он просто режет ноздри. Появились и начали уплотняться неопрятные полосы тумана, пугающе прячут под собой землю, подбираются все ближе, сперва в нем потонула высокая трава, а сейчас исчезают и мелкие кустарники…

Страшнозол сказал бодро:

– Смотрите, а наши еще не спят!

– Или уже проснулись, – возразил Деониссимо.

– Караульные не спят, – уточнил Никониэль. – Нам тоже не мешает вздремнуть…

– Вздремнуть? – изумился Страшнозол. – Да я теперь двое суток будут дрыхнуть без просыпу!

– И в корчму не пойдешь? – спросил Никониэль.

– Нет!

– А побахвалиться?

Страшнозол задумался, на лице мучительная борьба, наконец махнул рукой.

– Ладно, сперва в корчму на часок… а потом спать, спать, спать…

Деониссимо, записной говорун, начал рассказывать, как он продаст свою часть добычи, а с большими деньгами переселится в какую-нибудь мирную страну, где в кисельных берегах текут молочные реки.

Слушали его невнимательно, а Страшнозол вообще сказал с пренебрежением:

– Ну был я в той счастливой, как считаешь, стране. Ну, и что там хорошего?

Ютланд сказал с удивлением:

– Ну а как же? Я ж говорю, молочные реки, кисельные берега…

Страшнозол поморщился.

– Как-то пришлось мне вылезать из молочной реки на кисельный берег… Тебе бы такое удовольствие!

Ютланд попытался представить себе такое выкарабкивание, содрогнулся.

– Да, что-то в нашей мечте не так…

Деониссимо возмущенно хрюкнул, но, похоже, призадумался. Едва прошли под воротами, Ютланд сказал с неловкостью:

– Я на постоялый. Завтра увидимся.

– Завтра уже наступило, – сказал Деониссимо жизнерадостно. – Но поспи, поспи. На тебе лица нет. А то, что есть, совсем не лицо… Увидимся!

Его хлопали по плечам, благодарили за стойкость, потом все пошли к баракам, Ютланд повернул было к постоялому двору, но хлопнул себя по лбу и побежал за ними.

Деониссимо обернулся, воскликнул радостно:

– Решил с нами?

– Надо спросить Михея, – ответил Ютланд. – Вопросы есть.

– Это нетрудно, – заверил Деониссимо, – Михей встает рано.

Никониэль бросил:

– А он вообще ложится? Я ни разу не видел спящим.

– Он спит стоя, – сказал Страшнозол авторитетно. – Как конь.

Глава 14

В бараке еще горит свет, хотя в небе уже вспыхнули жарким пурпуром облака, вся земля покрыта густой глубокой тенью, но скоро солнце разорвет ее на части, заставит трусливо втягиваться под укрытия стен, прятаться за камнями и деревьями.

Никониэль не успел протянуть руку к двери, как та распахнулась, на пороге вырос Михей, уже одетый, даже в доспехах, сна ни в одном глазу, лицо встревоженное, но скользнул по ним быстрым цепким взглядом и с великим облегчением перевел дух.

– Целы…

– И с победой, – сказал Никониэль с гордостью. – Побили всех, даже Водяника!..

– Что-о?

– Побили, – с удовольствием подтвердил Страшнозол. – Вот тут в мешке его паршивая голова…

– Юту спасибо, – добавил Деониссимо, – из него вырастет герой…

– Если дадут вырасти, – сказала Ирина негромко и печально. – Лихой он у нас больно.

  91  
×
×