Трое из Леса

Наконец отнял сопилку от губ, прислушиваясь к последнему таящему звуку в теплом вечернем воздухе.

Сзади легонько вздохнуло. Таргитай в страхе обернулся, выронив сопилку, а ладонь безуспешно щупала на поясе секиру.

Глава 10

В трех шагах сзади сидела на высоком пне молодая женщина. Голова была открыта, длинные золотистые волосы струились по плечам, падали на высокую грудь. Лицо было бледным, нетронутое солнцем, а глаза огромные, зеленые.

— Сыграй еще, — попросила она тихим голосом, в котором звенел ручеек. — Я никогда еще не слыхала, чтобы так чародейски играли.

— Да уж, — пробормотал он, рассматривая ее во все глаза. — Так, учусь еще…

— Учишься? Очень хорошим песням учишься.

— Где там, — он поспешно отвел взгляд, ибо женщина глубоко вздохнула, полные молочно-белые груди едва не выпали из низкого выреза сарафана. — Это я так… сам складываю.

— Сам? — повторила она удивленно. Глаза расширились, рот приоткрылся. — То-то гляжу, отродясь не слыхивала… А слышать довелось многое.

Она медленно встала, величаво подошла к нему ближе, села на соседний камень. Таргитай поспешно поднес сопилку к губам. Мрак возводил напраслину, он никогда с девками не был удал, это все песни, которые играл даже не для девок, а просто потому, что не мог не играть. И сейчас заиграл весенние хороводные, плясовые — что еще может хотеть эта молодуха? — но таких песен раз-два и обчелся, так что перешел на грустные о своем родном Лесе, о великой Реке, что оказалась крохотной лесной речушкой, о могучем Мраке, который пошел за ним, непутевым лодырем, в изгнание. Пел о любви, которой у них троих теперь не будет, ибо их удел — вечная пыль странствий на сапогах!

Когда губы онемели, а горло начало издавать звуки, похожие на собачий кашель, женщина проговорила медленно и печально:

— Я даже не знала, что песнями можно творить такое…

Громадные глаза блестели, удерживая целые озера слез, на щеках блестели мокрые дорожки, но губы странно и печально улыбались.

— Не плачь! — вскрикнул Таргитай. — Я… разобью сопилку! Не плачь, это всего лишь песня. Это я придумал. На самом деле все хорошо.

Женщина медленно покачала головой. Ее губы продолжали улыбаться, глаза потеплели:

— Жизнь — всего лишь жизнь, блеклая тень песен. А песни — настоящее… Кто ты, играющий так чародейски?

Ее голос был мягким, как шерсть новорожденного рысенка. Глаза смотрели грустно, однако женщина сидела спокойно — одна, рядом с незнакомым парнем, простоволосая, в сарафане с низким вырезом и коротким подолом. У нее было нежное лицо, не видевшее жгучих лучей солнца, нежные руки, не знавшие тяжелой работы, крупная высокая грудь и широкие бедра, но на пояс ей подошел бы браслет, который Таргитай носил на предплечье.

— Я Таргитай, — ответил он в замешательстве. — Меня турнули из родной деревни. Я лентяй, ничего не умею делать. Да и не хочу, если честно. Со мной изгнали молодого волхва Олега, он не помнил заклинаний, путался в обрядах… С нами пошел могучий охотник Мрак.

— По своей воле? — не поверила она.

— Да. Я отговаривал, клянусь! Он стал изгоем по своей воле. Он заботится о нас! Если бы не Мрак…

Она внимательно посмотрела в его смущенное лицо, медленно кивнула. Таргитай рассматривал ее то украдкой, то во все глаза, наконец не утерпел:

— А кто ты? Здесь дикий край, не место для молодой девки. Правда, с меня защита слабая, но лучше такая, чем никакой! Ты попала с разбитого плота? Мне это знакомо… Утром отплываем дальше, тебя возьмем с собой.

Она внимательно заглянула ему в глаза, словно читала в душе. Ее полные сочные губы раздвинулись в загадочной улыбке:

— Спасибо на добром слове. Я живу здесь давно, добрый молодец.

— Одна?

— Враг мне не страшен. Хочешь взглянуть на мое жилище?

Таргитай пробормотал в великом смущении:

— Для мужчины плохо быть любопытным, но я такой слабак… что уже и не борюсь с собой.

Она поднялась, подала ему руку. Таргитая опалило жаром. Ее пальцы были тонкие, как ивовые прутики, очень нежные, прохладные, словно он опустил руку в бегущий по равнине ручеек.

Они сделали всего несколько шагов, когда подошли к приземистой скале. От кучки деревьев еще доносился стук секиры, на другом конце острова что-то кричал Олег, похоже — звал ужинать.

В самом низу скалы темнел вход. Таргитай решил, что придется опускаться на четвереньки, но вход странным образом стал больше, они рука об руку шагнули в темноту. Он успел дважды стукнуться головой, под ногами хрустели рыбьи кости, панцири раков, как вдруг впереди забрезжил свет.