Эрагон. Возвращение

Последнее, что он услышал, были слова, повторенные все тем же обжигающим голосом: «Это наш дар тебе».

НА ОЗАРЕННОЙ ЗВЕЗДАМИ ЛУЖАЙКЕ

Проснулся Эрагон в полном одиночестве. Открыв глаза, он уставился в резной потолок. В их с Сапфирой «гнездышке» на дереве царила тишина, все вокруг было окутано ночной мглой, но со стороны города, сверкающего огнями, еще доносились звуки празднества.

И почти сразу в ушах у него зазвучал встревоженный голос Сапфиры:

«Как ты там?»

Мысленным взором он видел, что она стоит рядом с Имиладрис под деревом Меноа.

«У меня все в порядке, — ответил он. — Во всяком случае, даже лучше, чем все последнее время. А долго я спал?»

«Всего час. Я бы осталась с тобой, но меня вместе с Оромисом и Глаэдром попросили завершить церемонию. Жаль, ты не видел, что здесь творилось, когда ты потерял сознание! Эльфы чуть с ума не сошли! Ничего подобного никогда не случалось!»

«Это ты все устроила?»

«Не только я. Глаэдр тоже. Такое воздействие оказала на тебя древняя память наших предков, обретя форму и содержание благодаря магии эльфов. Это она снизошла на тебя и передала тебе все умения, которыми обладаем мы, драконы, потому что именно в тебе — наша самая большая надежда: избежать полного исчезновения».

«Я не понимаю…»

«А ты посмотри на себя в зеркало, — предложила Сапфира. — А потом отдохни еще, тебе нужно восстановить силы. Я вернусь на заре».

И связь прервалась. Эрагон встал с постели и с удовольствием потянулся. «Странно, — думал он, — но я чувствую себя просто превосходно». Он прошел в умывальную, взял зеркало, перед которым брился, подошел с ним к ближайшему светильнику…

И замер, пораженный.

Ему показалось, что за тот час, что он проспал, завершились бесчисленные перемены, которые происходят со всеми Всадниками, совершенно порой меняя их облик; он и сам замечал эти перемены — они начались с тех пор, как он связал свою судьбу с Сапфирой. Но теперь он смотрел на себя и не узнавал собственного лица: оно стало нежным и чуть угловатым, как у эльфа, да и уши совсем заострились, а глаза стали чуточку раскосыми. Кожа была белой, как алебастр, и, похоже, слабо светилась, словно покрытая каким-то волшебным составом. «Да я теперь прямо как эльфийский принц!» Раньше Эрагону и в голову бы не пришло использовать подобное сравнение, да еще по отношению к себе самому, но иных слов он не находил; пожалуй, единственным словом, которое способно было описать его нынешний облик, было слово «прекрасный». Он действительно очень походил теперь на эльфа, но все же явно не был эльфом. Особенно если присмотреться внимательнее: нижняя челюсть мощнее, чем у остролицых эльфов, да и все лицо шире, брови значительно гуще. Эрагон был теперь красивее любого из людей, но по сравнению с эльфами казался все же куда более грубым и мощным.

Дрожащими пальцами Эрагон ощупал шею и спину вдоль позвоночника в поисках страшного шрама.

Но шрама не было!

Он сорвал с себя рубашку и попытался рассмотреть спину в зеркале. Но спина оказалась совершенно гладкой, как и до сражения в Фартхен Дуре. Слезы навернулись ему на глаза. Пальцы снова скользнули по тому месту, где Дурза оставил свой ужасный след, и Эрагон окончательно понял: этот след исчез и спина никогда больше не будет его беспокоить.

Исчезла и жуткая подавленность последних недель, и все полученные им шрамы и ссадины — кожа была чистой, как у новорожденного младенца. Эрагон попытался обнаружить хотя бы старый шрам на запястье — он еще в детстве порезался, когда точил для Гэрроу косу, — но не нашел и этого шрама. Уродливые шрамы на внутренней стороне бедер — свидетельство его первого полета верхом на Сапфире — тоже куда-то пропали. На секунду ему даже стало грустно: ведь все это были знаки, отмечавшие его жизненный путь, но сожаление быстро прошло, ведь теперь все его былые раны и увечья были полностью исцелены.

«Я стал таким, каким и должен был стать», — думал Эрагон, глубоко вдыхая пьянящий воздух.

Бросив зеркало на постель, он стал одеваться. Он надел свои лучшие одежды — алую рубаху, расшитую золотой нитью, пояс, отделанный белым жадом, теплые штаны из толстой шерстяной материи и легкие матерчатые сапоги, столь любимые эльфами. Не забыл он и кожаные наручи, подаренные ему гномами.

Спустившись с дерева, Эрагон побрел по Эллесмере, где еще вовсю царило веселье. Никто из эльфов не узнавал его, хотя все радостно с ним здоровались, принимая его за своего, и приглашали присоединиться к ним.