В книгу талантливого молодого прозаика Александра Терехова вошли роман...
«Ты права, но почему Оромис ничего нам не сказал? Он же наверняка обо всем знает!»
«Возможно, не хочет прерывать наших занятий?»
Эрагон встревожился. Что еще может сейчас происходить в Алагейзии? Он так давно не имел известий из родных краев. Роран! Эрагона вдруг охватило чувство вины: ведь он в последний раз вспоминал о своем двоюродном брате несколько месяцев назад! А сколько времени утекло с тех пор, когда он видел его лицо в магическом кристалле, когда они с Бромом находились в Тирме?..
И Эрагон снова произнес заклятие. На поверхности зеркала возникли какие-то белые хлопья или пена, в которой едва виднелись две фигуры. Эрагон не сразу даже разобрал, что человек справа — это Роран, одетый в дорожное платье путешественника и с молотом за поясом. Измученное лицо Рорана заросло густой бородой, в глазах его плескалось отчаяние. Слева от него Эрагон, к своему удивлению, увидел… Джоада! Оба то поднимались, то опускались, явно находясь на палубе какого-то судна, а вокруг ревело море, и грохот волн заглушал все остальные звуки. Потом Роран повернулся и куда-то пошел — и перед взором Эрагона открылась палуба корабля и десятки его односельчан.
«Где это они? И почему Джоад с ними?» — бился в догадках Эрагон.
Пробормотав еще несколько магических слов, он мысленно перенесся в Тирм и был поражен тем, какой ущерб нанесен городским верфям; затем он устремился в Теринсфорд; затем на старую ферму Гэрроу, уже почти заросшую травой и кустарником, и, наконец, увидел Карвахолл. Вопль боли вырвался у него из груди: селение было покинуто.
Все дома, включая замечательный дом Хорста, были сожжены дотла. Карвахолла больше не существовало; на берегу реки Аноры осталось лишь огромное пепелище. А из обитателей Эрагон заметил только четверых серых волков, что бродили среди обгорелых развалин.
Зеркало выпало у него из рук и, ударившись об пол, превратилось в груду осколков. Он горестно обнял Сапфиру; из глаз его ручьем лились слезы; он вновь оплакивал свой покинутый и теперь навсегда утраченный дом. Сапфира что-то тихонько гудела, пытаясь его утешить, тыкалась носом в руку, обнимала теплыми крыльями — и вообще, всячески старалась проявить сочувствие.
«Успокойся, малыш, — услышал Эрагон ее взволнованный голос, — ведь все твои друзья, мне кажется, живы».
Эрагон вздрогнул и вытер слезы, чувствуя, как крепнет в груди неколебимая решимость.
«Мы слишком засиделись в этих зачарованных лесах, отрезанные от всего мира. Пора расстаться с Эллесмерой, пора бросить вызов судьбе, чем бы нам это ни грозило! Роран, я вижу, может пока что сам о себе позаботиться, а вот варденам грозит опасность, и мы должны им помочь, Сапфира!»
«Значит, снова в бой, Эрагон?» — осведомилась Сапфира, и он уловил в ее голосе некоторое сомнение.
Он понимал, что ее останавливает, ибо и сам еще не был уверен, действительно ли пришло время бросить вызов Империи, время убивать и крушить все вокруг, используя все свои силы и возможности и выпустив на волю слишком давно сдерживаемые гнев и ярость, пока Гальбаторикс не падет мертвым к их ногам. Но ведь эта война может затянуться на десятилетия и принести всем неисчислимые беды?
И все же Эрагон был уверен: ПОРА НАСТАЛА!
ДАРЫ
Эрагон в пять минут сложил свои вещи, взял подаренное Оромисом седло, закрепил его на спине Сапфиры, перекинул седельные сумы и пристегнул их.
Сапфира мотнула головой и, широко раздувая ноздри от возбуждения, сообщила: «Я буду ждать тебя в поле».
С шумом расправив синие крылья, она поднялась в воздух и полетела прочь, скользя высоко над зеленым покровом леса.
А Эрагон молнией, как настоящий эльф, помчался к Дому Тиалдари, где вскоре и отыскал Орика, развлекавшегося игрой в фишки с вырезанными на них рунами. Гном радостно приветствовал его и, от души хлопнув ладонью по плечу, спросил:
— Что это тебя сюда принесло в такую рань? Я-то думал, ты на ристалище — как всегда звенишь клинком вместе с Ваниром.
— Мы с Сапфирой улетаем, — без лишних слов выпалил Эрагон.
Орик застыл было с разинутым ртом, но быстро посерьезнел; глаза его сузились, и он озабоченно спросил:
— Плохие новости?
— Потом расскажу. Хочешь с нами?
— В Сурду?
Гном вдруг широко улыбнулся и воскликнул:
— Да тебе бы пришлось заковать меня в кандалы, чтобы здесь оставить! Тут мне делать совершенно нечего; в их расчудесной Эллесмере я только толстею и уже совершенно разленился. Давно пора развлечься! Участие в бою наверняка пойдет мне на пользу. Когда летим?