Эрагон. Возвращение

— Ну что, хочешь, я тебя выпотрошу и на крюк подвешу, как свиную тушу? — спрашивал он, прямо-таки светясь какой-то кровожадной отвагой.

В схватке Роран потерял копье и едва успел выхватить молот и парировать удар меча, чуть не перерубившего ему ногу. Тот солдат, что вырвал у него копье, теперь целился им прямо ему в грудь. Роран на лету перехватил копье за древко — что удивило не только солдат, но и его самого, — извернулся и послал копье в того, кто только что его метнул. Острый наконечник пронзил латы и застрял в ребрах. Впрочем, и сам Роран теперь остался без оружия и был вынужден отступить, отражая удары последнего воина. Вдруг он споткнулся об один из трупов и упал, сильно поранив лодыжку и едва успев перекатиться по земле и уйти от смертельного удара двуручного меча. Он судорожно шарил в жидкой грязи в поисках чего-нибудь — чего угодно! — что можно было бы использовать как оружие. Наконец пальцы нащупали рукоять утонувшего в грязи кинжала. Роран взмахнул им и что было силы ударил по правой руке нападавшего, отрубив ему большой палец.

Тот сперва тупо смотрел на окровавленный обрубок, потом вдруг сказал:

— Вот ведь что бывает, когда щитом не пользуешься!

— Ты прав, — откликнулся Роран и отрубил ему голову.

Самый последний солдат, вырвавшись из лап Слоана, бросился бежать к раззакам, равнодушно наблюдавшим за схваткой. Мясник слал ему вдогонку страшные ругательства и проклятья. И вдруг Роран с ужасом увидел, что как только солдат подбежал к раззакам, надеясь спрятаться за ними, две черные фигуры склонились с седел по обе стороны от несчастного и так стиснули ему шею своими скрюченными пальцами, что он лишь беспомощно вскрикнул, дернулся и обвис мешком. Бросив безжизненное тело на круп одного из своих коней, раззаки развернулись и поскакали прочь.

Рорана била дрожь. Он посмотрел на Слоана: тот чистил свои ножи.

— А ты здорово дрался! — сказал ему Роран, думая о том, сколько же в этом человеке оказалось звериной ярости и жестокости.

Слоан ответил сквозь зубы:

— Катрины моей им не видать! Никогда! Даже если мне придется перерезать и освежевать целый отряд! Или сразиться с тысячью ургалов! Да хоть с самим королем! Я любого в клочья разорву, я заставлю их в собственной крови захлебнуться, пусть только посмеют хоть царапинку ей нанести! — Он вдруг умолк, поджал губы и сунул тщательно вытертые ножи себе за пояс. А потом принялся оттаскивать расколотые взрывом куски стволов на прежнее место, пытаясь закрыть брешь в стене.

А Роран между тем оттащил мертвых солдат подальше от стены, все время думая: «Теперь я убил пятерых». Уд ожив трупы в ряд на мокрой земле, он выпрямился и огляделся, потому что, к своему удивлению, не слышал ничего, кроме шелеста дождя. «Но почему же никто не пришел нам на помощь? — подумал он вдруг. — Что там еще могло случиться?»

Вместе со Слоаном они направились к месту первого прорыва. Тела еще двух солдат висели на острых сучьях, но отнюдь не это сразу бросилось им в глаза. Хорст и другие жители деревни собрались вокруг какого-то маленького тела, лежавшего на земле. У Рорана перехватило дыхание. Это был Эльмунд, сынишка Дельвина. Копье угодило ему прямо в бок. Родители сидели рядом с ним в грязи; их безучастные лица застыли как каменные.

«Ну, что-то же нужно сделать!» — мучительно пытался сообразить Роран, тоже опускаясь возле убитого на колени. В Карвахолле дети часто не доживали и до пяти лет, но Эльмунд был уже подростком, и все свидетельствовало о том, что он вырастет высоким и сильным, как отец. К тому же он — первенец в семье, а это пережить всегда труднее. Да нет, пережить это просто невозможно… Роран был в отчаянии. Катрина… дети… их всех необходимо защитить!

Но где им укрыться?.. Где?.. Где?.. Где?..

«ВНИЗ ПО СТРЕМИТЕЛЬНОЙ МЕРУОШ»

Весь первый день пути Эрагон пытался запомнить имена тех воинов, которых Ундин послал с ними: Ама, Трига, Хедин, Экксвар, Шрргниен (это имя означало «сердце волка» и казалось Эрагону совершенно непроизносимым), Датхмер и Торв.

В центре каждого плота имелась небольшая каюта, но Эрагон почти все время проводил вне ее стен, предпочитая сидеть, свесив ноги в воду, и смотреть, как мимо проплывают Беорские горы. Зимородки и галки то и дело взлетали над берегом реки, голубые цапли стояли, застыв как изваяния, близ болотистых берегов, где на воде играли солнечные зайчики, а лучи солнца пробивались сквозь густую листву орешника, березы и ив. Время от времени из папоротников доносилось громкое кваканье лягушки-быка.