На Темной Стороне

– Все кончено!.. Там уже никого не осталось!

Из-за здания огромными черными клубами очень быстро взлетал дым, глухо бухало, явно горит вертолет. На крыльцо с крыши с сухим стуком как крупный град падали плитки черепицы. Он быстро взбежал, огромный холл залит светом, глазам не пришлось привыкать, две широкие лестницы ведут вверх.

В холле четыре трупа, Дмитрий перескочил через тело, где от головы только нижняя челюсть, поскользнулся в брызгах крови, стены в дырах и выбоинах, мелкие обломки костей, расплесканные брызги мозга. Перила топорщатся как спина дикобраза, пулеметная очередь раскрошила дерево, оставив пунктир в стене из мореного дуба.

Как огромный носорог с жутким топотом пронесся Тарас, рявкнул страшным голосом:

– Ты свое сделал!

Запоздало он понял, что Тарас его утешает. Но всем комнатам лежали трупы, головы размозжены: кто-то успел пробежаться с контрольными выстрелами. Послышался визг, Макс грубо тащил за волосы женщину, молодую и в дорогом платье, очень открытом, с разрезами по бокам.

– Там еще одна! – крикнул он. – Тащи ее во двор!

Дмитрий бросился наверх, однако по широкой лестнице бегом спускался Тарас, на его руках визжала и отчаянно дрыгала длинными красивыми ногами молодая женщина. Роскошные золотые волосы почти доставали пола.

Тарас люто рыкнул:

– Чо на баб засмотрелся?.. Помоги Рамиресу!

Рамирес с большой сумкой бежал с самого верхнего этажа, Дмитрий видел как боевик на ходу выхватывал мины и припечатывал к стенам. Завидев Дмитрия, крикнул обрадовано:

– Ты по правому крылу, я по левому!

Дмитрий со своей долей мин побежал, шлепая их как куски пластилина, прилипают на любую поверхность, а когда закончил и выбежал через главный выход, почти догнал Рамиреса, мастера по взрывным работам.

Во дворе, богатом и ухоженном, раскинули роскошные кроны два могучих платана, явно реликвии еще со времен войны зав независимость. Их толстые стволы не обхватить и троим каскадникам, а кроны укрывали тенью половине двора.

Под платаном лежал с разбитым лицом мужчина в длинных трусах, хорошо сложенный, но с дряблым животом, смуглый как житель Азии, с черными раскосыми глазами. Две женщины сидели, прижавшись спинами к дереву. Плечи их соприкасались, обе смотрели со страхом и ненавистью в направленные на них стволы.

От крыльца донесся истошный вопль. Макс тащил за руку растрепанную молодую женщину. Она была одета с той небрежностью, которую позволяют себе люди, очень богатые или независимые, склонные не считаться с окружающими. За спиной болталась большая репортерская сумка с множеством карманов. Из расстегнутого верха торчал длинный объектив телекамеры.

Они услышали ее яростный крик:

– Вы не смеете! Я – гражданка Соединенных Штатов!..

Макс сказал злобно:

– Когда я ее застрелю, позвольте я ее еще и побью ногами?

Женщина уставилась на избитых наркобарона и его двух женщин, лицо стало бледным, а глаза стали выпучиваться.

– Я, – повторила она уже тише, – гражданка Соединенных Штатов...

– За что и умрешь, – сказал Макс жутким голосом.

Он швырнул ее к остальным. Валентин поднял пистолет, целясь ей под левую грудь. Красивой женщине трудно выстрелить в лицо, хотя пуля в лоб сразу останавливает жизнь, а в пулей в сердце человек еще живет довольно долго.

Ермаков сказал неожиданно:

– Погоди. Пусть она снимает.

Валентин оторопел:

– Но ведь...

– Снимает только то, что укажем, – объяснил Ермаков. – У нее цифровик, можно сразу просматривать и стирать, что не одобрит наш худсовет.

Валентин кивнул с некоторым сомнением. Конечно, операцию «Устранение» еще точнее бы назвать «Устрашение», для этого и показная жестокость расправы. Вслед за разжиревшими юсовцами и богатенькие ланиносы начали бояться прищемить хотя бы пальчик

Ермаков холодно взглянул на наркобарона:

– Распять его и семью на вон тех деревьях!

Валентин выдернул из сумки телекамеру, журналистка смотрела расширенными от ужаса глазами. Валентин грубо поднял ее за волосы, сунул в руки телекамеру:

– Снимай!

Она отдернула ладони, словно вместо камеры ей сунули раскаленный слиток металла:

– Нет!

– Тогда сниму сам, а ты поделишься гонораром.

Глава 34

Гонсалеса прибили с распятыми руками и ногами на одном планане, на другом – жену и секретаршу. Дмитрий ощутил озноб при виде железных штырей, которые вогнали в прекрасные ухоженные ладони секретарши. Она висела на них, как будто не чувствовала боли, ее расширенные непонимающие глаза все время переходили с одного страшного человека на другого, Дмитрий вообще постоянно чувствовал ее вопрошающий взгляд, в котором было недоумение: как, ее, секретаршу и любовницу самого могущественного человека на всем южном континенте вот так неизвестные...