Богиня роз

- Ты не захотел прийти ко мне, и потому я здесь.

Микки увидела, как дрогнуло гневное лицо, а когда она улыбнулась, он, похоже, совершенно растерялся и не знал, что сказать. Микки постаралась не обращать внимания на его почти полную наготу и кивком указала На стены пещеры.

- Прекрасные картины. Это Крит?

- Да.

- Ты очень талантлив. Стоило мне посмотреть на все это - и сразу захотелось устроить долгий отпуск на Средиземном море.

Прежде чем Астерий сумел что-либо возразить, Микки показала на собственное изображение:

- А это просто мне льстит. и не подозревала, что ты был там тем вечером.

- Я не собирался тебе льстить.

- Я сказала не в дурном смысле. Я имела в виду, что ты изобразил меня хорошенькой и могучей, и это мне льстит.

- Такой я тебя увидел.

- Правда?

- Я никогда тебе не солгу.

- Иной раз люди считают ложью уклончивость и недомолвки, - напрямик заявила Микки.

- Микадо, если богиня приказывает мне что-то сделать или чего-то не делать… или говорить либо не говорить о чем-то, я должен повиноваться ей. Я поклялся.

- Ладно, это я понимаю. Извини. Просто меня очень раздражает, что я не могу узнать все.

- Если бы я мог ответить на все твои вопросы, клянусь, я бы сделал это, - сказал Астерий.

- Ну, я нечто в этом роде и предполагала. - Микки вздохнула и снова посмотрела на стены пещеры. - Не хочешь показать мне все тут? Это просто невероятное место!

Он не шелохнулся, продолжая все так же стоять в дверном проеме.

- Так ты именно за этим сюда пришла, Микадо? Чтобы заставить меня показать тебе мою берлогу?

- Нет. Я пришла потому, что хотела тебя видеть.

- Почему?

- Потому что ты не пришел сегодня. Я по тебе скучала, особенно после того, как навела чары, дозволяющие мужчинам явиться в этот мир.

- Я не… - начал было он, но Микки его перебила:

- Ох, боже ты мой, хватит! Разве мы не разобрались с этим вчера? Я знаю, что ты не человек, но человек ты или нет, я думала именно о тебе, когда наводила чары.

Астерий отвел взгляд, и она увидела, как его ладони сжались в кулаки.

- Я знаю. Я чувствовал эти чары, и чувствовал, что ты думала обо мне. Лучше бы ты этого не делала.

Теперь уже Микки спросила:

- Почему?

- Потому что мне этого не вынести!

Микки подумала, что его слова прозвучали так, словно он с трудом протолкнул их сквозь зубы.

- Я совсем не испугалась тебя вчера, - внезапно сказала она.

- Я видел страх и отвращение в твоих глазах, но Я совсем тебя не виню. Я только хотел обнять тебя и поцеловать, но даже на такую малость я оказался неспособен… во мне сразу проснулся зверь.

- Ты хотел только поцеловать меня, и ничего больше? - спросила Микки, кокетливо улыбаясь ему.

Астерий прищурил глаза.

- Если я покажу тебе мою берлогу, ты оставишь меня в покое, Эмпуза?

- Пожалуй, нет.

- Я не ожидал от тебя никакой злонамеренности; вижу теперь, что ошибался.

- Я вовсе не злонамеренна!

Микки захотелось повертеть что-нибудь в руках или начать ходить с места на место, но она заставила себя стоять спокойно и посмотрела ему в глаза.

- Я просто отчаянно пытаюсь объяснить тебе, что со мной происходит. Я волнуюсь и просто не представляю, как выразить в словах то, что я чувствую. Ты не причинил мне боли, и я тебя не боялась. Я желала тебя и от той небольшой… резкости, что случилась между нами, желала еще сильнее. Мне это понравилось, Астерий. Твоя мощь… та сила в твоем теле, которую ты с трудом можешь обуздать… в тебе больше страсти, чем я вообще видела за всю свою жизнь. Пока я не встретила тебя, мужчины ничего для меня не значили. И теперь, кажется, я знаю почему. Они всегда казались слабыми, особенно когда я сравнивала их с женщинами, воспитавшими меня. Видишь ли, Астерий, мне нужен кто-то такой, кто больше, чем просто человек. Вчера вечером я это поняла, и сила моей собственной страсти меня испугала. И мои страхи обрели голоса, которые я слышала всю жизнь, - голоса земного мира; если бы кто-то там узнал, что я чувствую к тебе, их бы это потрясло.

Астерий очень долго молчал; он просто смотрел на Микки, пытаясь осмыслить, что именно она сказала, - это как будто было очень важным для него, вот только произнесено на языке, которого он почти не понимал. Наконец он заговорил:

- Ты все еще хочешь осмотреть мою берлогу?

- Хотелось бы.

Он отступил на шаг, освобождая дверной проем.