Откровение

Когда Олег подошел, Томас уже спустился вниз, присел и щупал рукой воду. Они были на берегу странного моря, бескрайнего и с такой прозрачнейшей водой, что Томас мог рассмотреть на дне мельчайшие камешки. Но нигде не заметил ни единой рыбешки, ни крабика, ни привычных водорослей.

Олег тревожно осматривался:

— Пойдем. Эту воду пить не станешь.

— Ядовита? — спросил Томас с сожалением. Он облизнул пересохшие губы.

— Пресная, — ответил Олег с отвращением. — Чересчур. Ни крупинки соли на весь этот океан.

Томас повел плечами:

— Это и есть хляби небесные?.. Гм, если отсюда изливаются все дожди, то одного не пойму... откуда здесь берется? Должны бы все запасы вылиться. А там все раскисло бы, а то и вовсе ушло под воду.

Он поймал на себе удивленный взор калики. Тот вообще смотрел так, будто с ним заговорил надежный рыцарский конь:

— Хороший вопрос, сэр король. Не ожидал!.. Но вода сюда возгоняется с земли. В виде пара. Потому здесь такая чистейшая, что даже пить противно.

— Понятно, — просветлел лицом Томас. — Это все равно, когда ты бываешь таким умным, таким умным...

Он не договорил, они уже взяли правее, постепенно удаляясь от хлябей. В блистающем мире все еще было пустынно, Томас невольно сравнил с переполненным адом, где стук и лязг со всех сторон, воздух переполнен запахами серы, смолы, пота, крови, где надо прятаться ежечасно, и то уши оттопчут, а здесь же воздух чист и свеж, все блещет такой чистотой, что Томас уже начал щупать небритое лицо, щетина как у кабана шерсть, глаз подбит, рожа в таких кровоподтеках, что перепугает любого святого...

Олег мрачнел, скоро и Томас увидел, что ровное блистающее плато как гигантским мечом разрублено широкой трещиной. По ту сторону пропасти, примерно в полете стрелы, пущенной умелой рукой, стояла стена радостного блистающего тумана. От камня, где остановился Томас, через пропасть тянулась длинная туго натянутая веревка. Она исчезала, как обрезанная, в тумане, и у Томаса похолодело в груди, когда представил, что дальше веревка может тянуться еще на несколько миль.

На этом волосяном мосту суетились кошка и собака. Кошка торопливо облизывали длинным языком веревку, та сразу начинала блестеть масляно, а собака бросалась на кошку, с рычанием отгоняла, поспешно слизывала масло, а кошка тем временем смазывала веревку в другом месте.

— Подлая тварь, — процедил Томас. — Зачем это она...

— Чтобы человек поскользнулся, — бросил Олег. — Кошка, тварь подлая, вредит человеку как может. Кошка — любимая тварь Сатаны. У любой колдуньи всегда кот при себе... А собака, понятно, слизывает, чтобы человек прошел. Ты прошел, то есть.

— Я?

— Это мост в рай, — объяснил Олег. — Что-то мне мерещится, опять тебе не угодил.

— Конечно, нет, — ответил Томас нервно.

— А чем? То Сират не понравился, то вплавь не восхотел... Капризные короли пошли. А здесь что? А, собака бросится на шею? Обслюнявит, а то и вовсе свалит?

Томас пробормотал, глядя в сторону:

— Ну... вообще-то да. И кошек не люблю. Обязательно дам пинка, как всякий мужчина, а там никаких перил не видать.

— А зачем перила? — удивился Олег. — Безгрешный пройдет — не шатнется. А грешного грехи все равно утянут, что твои доспехи.

— Знаешь, сэр калика, — ответил Томас, разозлившись. — Я благородный рыцарь, у меня двенадцать поколений знатных предков... ты сам видел, какие мордовороты на портретах в холле, а ты хочешь, чтобы я как ярмарочный скоморох ходил по веревке коту с собакой на потеху! Надо как-то по-иному... Дабы на коне, в полном вооружении, как и положено. Для знатных рыцарей должен быть другой вход! Не может быть, чтобы Господь бог знатных людей пускал в те же ворота, что и всякую чернь.

Олег внимательно поглядел на Томаса:

— Гм... Это в математике не бывает царских путей, а в религии... Ты прав, сэр Томас. Я ж вижу, как иерархи вашей церкви живут. И чем тешатся! Значит, и в ваш рай должен в самом деле быть иной путь, чем для всяких там простолюдинов. Как и на небеса мы попали несколько иначе, чем... гм... простолюдины.

Глава 3

Теперь небо нависало серое, сырое. Ветер дул в лицо холодный, промозглый. Томас едва удерживался от желания опустить забрало. Ветер проникал во все щели, взмокшая было рубашка стала холодной и отвратительной.

Под ногами все еще был мрамор, но постепенно терял белизну, стал рыхлым, незаметно превращаясь в обыкновенную землю. Сама земля казалась