Откровение

Невольник, которого Олег называл Фагимом, выпустил из рук канат, опасливо оглянулся, сделал шаг в сторону, оказавшись прямо под Олегом. Вдруг глаза расширились:

— Ты... ты во плоти?

— Да, — ответил Олег, — потому мне труднее, чем тебе.

Фагим отшатнулся. На лице отразилась хищная радость, потом недоверие, снова радость, что перешла в ликование. Он оглянулся, поискал глазами здоровенного беса, тот в двух десятках шагов нещадно стегал кого-то так, что летели клочья.

— Надо быть безумным... — прошептал он крепнущим голосом.

— Ты мне это уже говорил, — напомнил Олег. — И не один раз. Подскажи, как добраться до Вельзевула?

Фагим отшатнулся. Круглые глаза стали как у ястреба:

— Я?

Олег развел руками:

— Больше спросить не у кого.

— Что... что дает тебе думать, что помогу злейшему врагу?

Олег посмотрел на Томаса, на красного гиганта с бичом:

— Да просто... просто в самом деле спросить не у кого.

Фагим задергался изо рта пошла желтая слюна. Голос стал хриплым от ненависти:

— Ты... ты, который меня убил... Ты такое... мне? Ты, который всегда был всезнайкой...

Олег тяжело поднялся, колени хрустнули. Томас тревожно поглядывал на красного гиганта с бичом. Тот ощутил непорядок, подозрительно всматривался в их сторону. Фагим ударил обеими руками по каменной стене, едва не дотянувшись до сапог Олега, захрипел, а когда сполз, на стене остались кровавые следы.

— Фагим, — сказал Олег просительно, — ты же знаешь, я не был всезнайкой... Потому столько ошибался, получал по голове. И сейчас я знаю намного меньше тебя! В наш старый добрый мир, где мы... словом, ворвалась нелепая рабская вера христиан. И культура, и цивилизация равно сметены и втоптаны в грязь! Все мои знания, умения, даже магия — бессильны перед миром, где правит не разум, а слепая вера, где восхваляются не герои, а лакеи-угодники!

Томас разрывался от сочувствия, Олег никогда не говорил с такой тоской и болью, чувством поражения, обреченности. Фагим вскинул голову, в запавших глазах была слепая ярость. Он снова бросился на стену, пытаясь ухватить за сапог Олега, на этот раз пальцы царапнули почти за подошву.

— Ты... враг...

— Жгут библиотеки, — сказал Олег тоскливо, — зверски убивают ученых, мудрецов, исследователей... Разрушают школы, а строят монастыри...

— Враг...

— Эх, Фагим!.. Томас, пойдем, — сказал Олег.

Красный гигант направился в их сторону, как вдруг донесся переполненный ненавистью голос:

— На шестом уровне внизу... есть ход...

Олег спросил быстро:

— Куда?

— Не знаю, — донесся шепот, в котором ненависть клокотала как кипящее масло в котле. — Это подкоп... Его делают уже сто тридцать лет... Вчера пробили, но пока никто...

Красный гигант рванулся в их сторону. Невольники падали под его ударами как стебли травы под острой косой. Двое с жуткими криками исчезли за краем, из бездны донесся удаляющийся крик. Олег с Томасом отступили за камни, пригнулись. Слышен был рев, звонкие удары бича, стоны несчастного. Лицо Олега было мрачное, глаза отводил, на Томаса не смотрел.

— Ты его знаешь? — спросил Томас шепотом, тут же устыдился глупого вопроса. Поспешно спросил: — Доверяешь?

— Нет, конечно, — ответил Олег тихо. — Ты же слышал...

— Ты убил его, надеюсь, не в спину?

Олег раздраженно сдвинул плечами:

— Да какая разница? Для магов не важно, как убил. Важнее, как жил.

Щелкающие удары пошли удаляться, словно надсмотрщик по дороге раздавал удары направо и налево. Или же, подумал Олег хмуро, но Томасу говорить не стал, чудовище погнало несчастного для допроса с пристрастием. Что-то здесь многое не вяжется. Слишком уж на каждом шагу ждет засада, ловушки, словно многое предусмотрено.

Томас сердито сопел. Убить глаза в глаза или подло в спину — большая разница. И какими бы высшими ценностями не бахвалился калика, но никакой мир не будет миром, никакая вера не победит сердца, если можно будет бить в спину, лежачего, или втроем одного.

Глава 5

Олег шел торопливо, часто оглядывался. Красное небо блекло, темнело, словно горячая кровь свертывалась в коричневые комки, медленно проявилась громадная, как таз цирюльника, луна. Хотя бы желтая. как покойник, или пурпурная, как туша с содранной шкурой, но луна засияла настолько мертвенно бледным светом, холодным и серебристым, что плечи Томаса сами собой передернулись как у большого пса, что выскочил из ледяной воды.