Поиск - 92. Приключения. Фантастика

Мальчик загудел, подражая жукам, призывая Главного прилететь для срочной беседы.

И Главный откликнулся!

Издалека донесся его низкий, мудрый голос.

Жук прошел сквозь купы тополей, сквозь ветви кленов, пронесся над крышей, исчез вдали, вернулся и пошел прямо на мальчика…

Он ударился о печную трубу и упал на крышу, скатился по наклонной плоскости и оказался в водосточном желобе — на спине, лапами вверх. Жук барахтался, пытаясь перевернуться, но все, что ему удалось — закрутить себя вокруг собственной оси. Он вращался на своей скользкой спинке, как заводная игрушка, и призывно и тревожно жужжал.

Замечательно! Сейчас мальчик спустится к жуку, перевернет его, и тот в благодарность отвезет его внутрь облака.

Но странно: чем дальше он спускался с гребня крыши, тем длиннее становился путь. Железное плоскогорье простерлось на добрую сотню шагов, а стык двух кровельных листов впереди вырос до размера забора и заслонил жука. Не без труда он вскарабкался на этот забор и перед тем, как спрыгнуть, обернулся: печная труба взмыла в небо, как крепостная башня.

Он уменьшился! Да еще как!

Чем ближе он подходил, тем громаднее становился жук. То, что минуту назад было размером не более скорлупки ореха, превратилось в опрокинутый абажур, величиною подходящий для жилища великанов. Когда он подошел вплотную, оказалось, что он не может даже достать руками до верхнего края полусферы, таким огромным стал жук.

Как завороженный, он уставился в медленно проплывающую перед ним поверхность, отполированную до металлического блеска и играющую золотисто-фиолетовыми и смугло-розовыми переливами, — в ней смутно отражались купы деревьев, крыша, печная труба и его собственная фигурка, искаженная, как в кривом зеркале, Жук вращался, как карусель с отключенным мотором, все медленнее и медленнее. И, словно сиденья на кругу карусели, на концах торчащих над обрезом полусферы лап подрагивали мягкие подушечки, отороченные бахромчатыми висюльками. Вращение сопровождалось басовитым гудением, то замирающим, то вдруг взрывающимся до могучего рокота, сотрясавшего крышу.

Так он стоял, словно околдованный, пока карусель не замерла на месте, как бы приглашая взобраться на нее. Да, на таком жуке можно поместиться, и у него хватит сил поднять мальчика в небеса! Но сначала надо помочь ему перевернуться.

Он уперся пятками в изгиб водосточного желоба, а обеими руками — в поверхность полусферы, и начал изо всех сил толкать. Но карусель даже не дрогнула. Нет, его собственных сил тут не хватит. Нужно впрячь какие-то другие силы. Может быть, таящиеся вокруг, может быть, спрятанные в самом жуке.

Он присел на корточки и внимательно осмотрел основание полусферы. Может быть, разгадка таится здесь?

Он сидел и думал.

Багряный свет закатного солнца прощально скользнул по белоснежной печной трубе, а вслед за ним наползала быстро густеющая тень сумерек. Труба мягко белела, грозно украшенная сиреневыми тенями, а купы деревьев над крышей стали неразличимы, и только шепот листьев под набежавшим ветерком подтверждал их продолжавшееся присутствие в окутанном тьмой пространстве.

Снизу, со двора, донесся беспокойный голос матери. Она искала мальчика и звала домой.

Голос звучал все беспокойней и требовательней, в нем уже слышались угрозы, а он все никак не мог что-нибудь придумать.

— Подожди, жук, — наконец сказал он. — Подожди до утра. За ночь я обязательно придумаю, как тебя перевернуть. Но за это ты свозишь меня к облакам. Согласен?

— Да-а-а… — прогудел жук, — Иди-и-и… Я подожду-у-у…

Операция, сделанная одним из лучших хирургов страны, прошла успешно. Но старость есть старость. В палате реанимации Конструктор провел более полугода. По настоятельным требованиям медиков все это время он был полностью отрезан от любой информации, касающейся положения дел в его отрасли. Это случилось впервые за долгие десятилетия его деятельности, прославившей его имя в стране и во всем мире. Чем были заняты его мысли эти полгода? Он не делился ими ни с кем — ни с изредка навещавшими его близкими, ни тем более с обслуживающим персоналом.

Когда ему снова позволили вернуться к работе, окружающие увидели как будто бы прежнего человека с тем же острым, проницательным умом. Но вскоре все стали замечать: старик начал заговариваться. Внезапно, среди сугубо делового разговора, он умолкал, погружался в себя, изредка произнося что-то неразборчивое.