Ключ к Ребекке

Она понимала, что он сделал это не из жалости. Он прибегал к таким методам, когда хотел использовать людей в своих целях. Вот и теперь он хочет, чтобы она шпионила за англичанами. Она, конечно, согласна сделать все, что угодно, чтобы навредить англичанам, но только не ложиться с ними в постель…

В дверь ее гримерной постучали. Она откликнулась:

– Войдите!

Это был официант, который принес ей записку. Кивком она выпроводила его и развернула листок. В записке говорилось:

«Столик № 41. Алекс».

Она скомкала записку и бросила ее на пол. Итак, он нашел «клиента». Быстро это у него получилось. Здорово он умел использовать человеческие слабости.

Она понимала его, потому что сама была такой. Так же как и он, она использовала других людей, правда, менее искусно, чем Вольф. Она использовала даже его самого. У него были отличные манеры, вкус, высокопоставленные друзья и деньги – придет день, когда он возьмет ее с собой в Берлин. Одно дело быть «звездой» в Египте, и совсем другое – в Европе. Ей хотелось выступать перед аристократического вида старыми генералами и красавчиками из штурмовых бригад; ей хотелось соблазнять обладающих властью мужчин и красивых белокожих девушек; она хотела стать королевой кабаре в каком-нибудь приличном городе. А Вольф будет играть роль ее покровителя. Да, без сомнения, она тоже хочет использовать его.

«Чудно, – подумала она, – что два человека так близки и так мало любят друг друга».

А губы он ей отрежет, это уж точно.

Соня передернулась, отогнала от себя эти мысли и начала одеваться. Она облачилась в белое узкое платье с широкими рукавами и низким вырезом, обнажавшее ее грудь и обтягивающее бедра. Надела белые открытые туфли на высоком каблуке. Застегнула по тяжелому золотому браслету на каждой руке и повесила на шею кулон в форме слезы на золотой цепочке, который уютно улегся в ложбинке между ее грудями. Англичанину это должно понравиться, думала Соня, ведь у них вообще очень мещанский вкус.

Она придирчиво осмотрела себя в зеркало и прошла в клуб.

Когда она двигалась между столиками, посетители замолкали, а потом начинали обсуждать ее у нее за спиной. У Сони было такое чувство, будто она приглашает их к групповому изнасилованию. На сцене все ощущалось по-другому: от зрителей ее отделяла невидимая стена. Здесь же, в зале, каждый мог дотронуться до нее и все мечтали именно об этом. Никто, впрочем, не смел это сделать, но чувство, что это может произойти, возбуждало ее.

Она добралась до столика № 41, и мужчины поднялись ей навстречу.

Вольф сказал:

– Соня, дорогая, ты, как всегда, прекрасна.

Она кивком приняла комплимент.

– Позволь представить тебе майора Смита.

Соня и майор пожали друг другу руки. Это был худой мужчина, полностью лишенный подбородка, со светлыми усиками и противными костлявыми руками. Он смотрел на нее, как смотрят на какой-нибудь экстравагантный десерт, который официант только что поставил на стол.

– Совершенно покорен вами, – признался Смит.

Они сели за стол. Вольф наполнил бокалы шампанским. Смит произнес:

– Мадемуазель, вы танцевали прекрасно, просто прекрасно. Очень… артистично.

– Благодарю вас.

Он перегнулся через стол и похлопал ее по руке.

– Вы совершенно очаровательны.

«А ты совершенный болван», – сказала Соня про себя. Она перехватила предупреждающий взгляд Вольфа – он чувствовал, что было у нее на уме.

– Вы слишком добры, майор, – ответила она.

Как ей показалось, Вольф нервничал. Это оттого, что он все еще не был уверен в ней. По правде говоря, она сама еще не все для себя решила.

Вольф обратился к Смиту:

– Я был знаком с покойным отцом Сони.

Это была ложь, но Соня знала, почему он солгал. Он хотел напомнить ей кое о чем.

Ее отец приворовывал. Когда была работа, он работал, а когда работы не было, он воровал. Однажды он попытался вырвать сумочку у одной европейской дамы в Шари-эль-Кубри. Люди, сопровождавшие даму, хотели схватить Сониного отца, и в образовавшейся свалке женщина упала и повредила себе запястье. Это была очень важная дама, и Сониного отца крепко избили. Во время избиения он и умер.

Конечно, его не хотели убивать. У него, наверное, было слабое сердце. Но англичанам, верящим в правосудие, на это наплевать. Он совершил преступление, понес справедливое наказание, которое привело его к смерти, – что ж, одним туземцем меньше. Соня, которой тогда было двенадцать лет, тяжело переживала его смерть. С тех пор она ненавидела англичан всем своим существом.