Человек из Санкт-Петербурга

– Назовите же, что за причины.

– Вам известно, что сейчас происходит на бирже?

– Да. Повысилась учетная ставка.

– От одного и трех четвертей процента почти до трех. Это невероятный рост и всего за несколько недель.

– Полагаю, вам понятно, почему это так. Черчилль кивнул:

– Немецкие компании принялись за широкомасштабное истребование налогов, накапливая наличные и покупая золото. Еще несколько недель подобной деятельности, и Германия возвратит себе все, что ей должны другие страны, свои же долги оставляя невыплаченными – а ее золотой запас достигнет небывалого уровня.

– Они готовятся к войне.

– И этим, и другими путями. Одних налогов они собрали биллион марок, это превосходит всякое нормальное налогообложение, и все для того, чтобы усилить армию, которая и так уже сильнейшая в Европе. Вы ведь помните, как в 1909 году, когда Ллойд Джордж поднял в Великобритании налогообложение на пятнадцать миллионов фунтов стерлингов, то это вызвало чуть ли не революцию. Ну так биллион марок равен пятидесяти миллионам фунтов. Это самое тяжелейшее налоговое бремя за всю европейскую историю.

– Да, безусловно, – прервал его Уолден. В Черчилле уже начало прорываться актерство, а Уолден не хотел, чтобы тот стал произносить перед ним речи. – Нас, консерваторов, уже довольно долго беспокоит рост милитаризма в Германии. И вот теперь, в самый последний момент, вы говорите мне, что мы были правы.

Это замечание не смутило Черчилля.

– Германия почти наверняка нападет на Францию. Вопрос состоит в том, придем ли мы на помощь Франции?

– Нет, – отозвался Уолден с заметным удивлением, – министр иностранных дел уверил нас, что у нас нет обязательств перед Францией.

– Безусловно, сэр Эдвард был искренен, – сказал Черчилль, – но он заблуждается. Наши договоренности с Францией таковы, что нам не удастся стоять в стороне и наблюдать, как Германия разгромит ее.

Эти слова потрясли Уолдена. Ведь либералы уверили всех, включая и его самого, что они не втянут Англию в войну, а теперь один из ведущих министров их кабинета заявляет прямо противоположное. Двуличие политиканов просто-таки бесило, но Уолден сразу забыл об эмоциях, как только начал размышлять о возможных последствиях вступления в войну. Он подумал о знакомых ему молодых людях, которым придется отправиться на фронт: о терпеливых садовниках, работающих в его парке, о дерзких лакеях, загорелых сельских парнях, буйных студентах, о бездельных завсегдатаях клубов Сент-Джеймса... а затем на смену этим мыслям пришла другая, гораздо более ужасающая, и он спросил:

– А мы сможем победить?

Взгляд Черчилля был мрачен.

– Думаю, что нет.

Уолден в упор уставился на него:

– Бог мой, так чем же занималось ваше правительство?

Тут Черчилль прибегнул к оборонительной тактике.

– Наша политика состояла в том, чтобы избежать войны, а этого невозможно достичь, одновременно вооружаясь до зубов. – Но вам не удалось избежать войны.

– Мы все еще пытаемся это сделать.

– Но ведь вы считаете, что вам это не удастся.

На какую-то секунду лицо Черчилля приняло воинственное выражение, но затем он смирил свою гордыню.

– Да.

– И что же тогда произойдет?

– Если Англия и Франция не в состоянии вместе победить Германию, значит, нам нужен еще один союзник, третья страна: Россия. Если Германии придется сражаться на двух фронтах, мы сможем победить. Конечно, русская армия неумела и поражена коррупцией, как и все остальное в этой стране, но это не столь уж важно, пока они будут оттягивать на себя часть немецкой военной махины.

Черчилль отлично знал, что Лидия родом из России, но проявил типичную для него бестактность, пренебрежительно отзываясь в ее присутствии о ее родине. Уолден пропустил это мимо ушей, так как его чрезвычайно заинтриговали слова Черчилля.

– Но Россия уже связана союзом с Францией, – заметил Уолден.

– Этого недостаточно, – сказал Черчилль. – Россия обязана вступить в войну, если Франция окажется жертвой агрессии. России решать, является ли Франция в каждом отдельном случае жертвой агрессии. Но когда начинается война, обе стороны заявляют, что они жертвы агрессии. Следовательно, данный союз обязывает Россию вступить в войну только, если она сама того пожелает. Нам же нужно, чтобы Россия была нашим прочным и твердым сторонником.

– Не могу представить, чтобы ваши министры обнимались бы с царем.