Так он и лежал на земле, почти без сознания и без сил. Открыв глаза, увидел приближавшегося к нему полицейского. С огромным трудом встал на колени.
– Здорово напились? – спросил полицейский.
– Потерял сознание, – чудом выговорил Феликс.
Взяв его за правую руку, страж порядка поднял его на ноги. Боль в раненом плече привела Феликса в чувство. Он старался не вынимать кровоточащую правую руку из кармана.
Принюхавшись, полицейский произнес:
– Гмм. – Обнаружив, что от Феликса не пахло алкоголем, он стал дружелюбнее. – Ну, как, справитесь?
– Через пару минут.
– Вы ведь иностранец? Полицейский заметил его акцент.
– Француз, – сказал Феликс. – Работаю в посольстве. Тут полицейский стал еще любезнее.
– Может вызвать кэб?
– Благодарю вас, не надо. Мне совсем недалеко. Полицейский поднял велосипед.
– На вашем месте, я бы не садился на него, а пошел пешком.
Феликс взял у него машину.
– Я так и сделаю.
– Отлично, сэр. Бон нуи.
– Bonne nuit[2], офицер, – Феликс с натугой улыбнулся.
Толкая велосипед левой рукой, он пошел прочь. На следующей улочке сверну и сяду передохнуть, подумал он про себя. Обернулся через плечо и увидел, что полицейский смотрел ему вслед. Он заставил себя шагать дальше, хотя ему неимоверно хотелось просто взять и лечь. В следующем переулке, решил он. Но дойдя до него, не остановился, думая, нет, лучше в следующем.
Вот так он и добрался до дома.
Казалось, прошло много часов прежде, чем он очутился перед высоким, с балконами, зданием в Кэмден-Таун. Из-за тумана ему пришлось долго всматриваться в номер двери, чтобы убедиться, что он не ошибся домом.
Чтобы пройти в свою комнату, ему надо было спуститься вниз по нескольким каменным ступенькам. Прислонив велосипед к металлическим прутьям ограды, он открыл маленькие воротца. А затем совершил ошибку, пытаясь скатить велосипед вниз по ступеням. Выскользнув из его рук, машина с грохотом упала на камень. Через секунду в дверях показалась его хозяйка, Бриджет, в накинутой на плечи шали.
– Какого черта здесь происходит? – крикнула она.
Ничего не отвечая, Феликс опустился на ступени. Он решил посидеть так, не двигаясь, пока не соберется немного с силами.
Бриджет вышла на улицу и помогла ему подняться.
– Вы слишком много выпили, – сказала она. Поддерживая его на ступеньках, подвела его к двери на первом этаже.
– Дайте-ка ваши ключи, – сказала она.
Феликсу пришлось доставать ключ, лежавший в кармане брюк, левой рукой. Он отдал его ей, и она открыла дверь. Они вошли внутрь. Пока она зажигала свет, Феликс так и стоял посередине крохотной комнатки.
– Давайте-ка снимем пальто, – сказала она.
Он позволил ей сделать это, и тут она увидела кровавые пятна.
– Вы дрались?
Феликс подошел к кровати и лег на матрас.
– Похоже, вас здорово отделали, – сказала Бриджет.
– Верно, – произнес Феликс и потерял сознание.
Он пришел в себя от нестерпимой боли. Открыв глаза увидел, как Бриджет промывает ему рану чем-то, вызывавшим нестерпимое жжение.
– Рану на руке надо зашить, – сказала она.
– Завтра, – с трудом выдохнул Феликс.
Она заставила его сделать несколько глотков из чашки. То была теплая вода с джином.
– Бренди у меня нет, – объяснила Бриджет.
Он безвольно лежал, позволяя ей перевязывать его.
– Я могла бы позвать доктора, только заплатить я не смогу.
– Завтра. Она поднялась.
– Утром приду взглянуть на вас.
– Спасибо.
Она вышла, и тогда Феликс позволил себе предаться воспоминаниям.
Вот он в книжной лавке, читает брошюру Кропоткина. Лавка пуста. Владелец ее, старый революционер, получал свой доход от продажи романов состоятельным дамам, а в глубине магазинчика тайно хранил подпольную, запрещенную литературу. Именно там и проводил долгие часы Феликс.
Тогда ему было девятнадцать. Его вот-вот должны были исключить из престижной Духовной Академии за пропуски занятий, недисциплинированность, длинные волосы и общение с нигилистами. Он был голоден и безденежен, а скоро станет и бездомен, но все равно, жизнь казалась прекрасной. По-настоящему его волновали лишь идеи, а тут он каждый день узнавал что-то новое из области поэзии, истории, психологии и – больше всего – политики.
Когда он впервые услышал анархистские лозунги, они ему показались смехотворными: собственность есть грабеж, правительство есть тирания, анархия есть справедливость. Но стоило лишь подумать как следует, как они удивительным образом начинали казаться не только правильными, но и потрясающе очевидными. Невозможно было оспорить взгляды Кропоткина на законность. Ведь в родной деревне Феликса не нужно было никаких законов, чтобы предотвратить кражи: там, если один крестьянин крал у другого лошадь, стул или вышитый женой тулуп, это становилось известно всей деревне, и вор вынужден был вернуть украденное. Настоящим грабежом был сбор подати помещиком, и вот этот грабеж осуществлялся с помощью полиции. То же самое происходило и с правительством. Крестьяне не нуждались ни в чьих указаниях по поводу того, как и в каком порядке обрабатывать земли своей общины: они решали это между собой. Но вот обработка помещичьих владений требовала вмешательства администрации.