– Хотелось бы знать, где Черкашин сейчас, – задумчиво произнес Полуянов. – Расслабляется на фуршете? Или его уже допрашивают?..
– А ты у него сам спроси. Когда он выйдет, – ехидно посоветовала Лера. – Ты ведь журналист, должен уметь без мыла в жо… то есть я имею в виду, умеешь с народом общаться.
– Спрошу, – пообещал журналист. И снова обратился к Лере: – А был у Сони кто-то еще, кроме Черкашина?
– Был, – поморщилась Лера. – Илюшка.
– А он чем знаменит? – заинтересовался Дима.
– А это Сонькина, как это она говорила… неземная любовь. Маньяк, в общем.
– Не понял? – озадачился Полуянов.
– Ну, мутный, короче, какой-то. Приходил на каждый ее показ, – с плохо скрываемой досадой объяснила Лера. – Всегда с цветочками. Дорогими. Подарит, глазами похлопает – и прочь. Даже ручку – и то не целовал. Боялся, видно, что Черкашин ему по ушам настучит.
– Платоническая любовь? – усмехнулся журналист.
– Ха! Да где это видано, чтоб у Соньки – и платоническая! – не без злорадства хмыкнула Лера. – Ясен перчик, спала она с этим Илюшкой. Правда, редко. Ему это дело, говорила, особо и не надо. Он ей по полсвидания о неземной любви по ушам тер… И замуж звал. Очень Сонька стебалась.
– И сегодня этот Илюша тоже присутствовал?
– А куда ж без него! – фыркнула Лера. – Присутствовал. У самой черной икры, гад, стоял. Помнишь, Надь, я тебе показывала?
– А как бы мне его фамилию узнать? – поинтересовался Полуянов.
– Ой, точно не помню. Казарин, кажется. Но не уверена. Можешь у Марата спросить, – пожала плечами Лера.
– А Марат-то здесь каким боком? – не понял журналист.
– А он всем Сонькиным хахалям подробный учет ведет, – объяснила Лера. – Порядок такой, все уже привыкли. Каждого, кто на показе больше двух раз появляется, – остановит, расспросит, документы посмотрит.
– И они не возражают? – удивился Полуянов.
– А будут возражать – он на них службу охраны натравит, – объяснила Лера. – Мы ж, как Марат говорит, товар. Дорогой, штучный.
– Не обидно вам – товаром-то быть? – встряла в разговор Надя.
– А чего тут обидного? – хмыкнула Лера. – Обидно – если ты третий сорт. А если высший – то нормально.
– Да, это, конечно… – начала Надя.
Но ее перебил Полуянов:
– Девчонки, внимание: к «мерсу» мужчина подходит! Лера, смотри быстро – он?
– Он. Черкашин, – кивнула девушка.
Полуянов вдруг вскочил:
– Одну минуту, девчонки. Сейчас вернусь. – И бросился прочь из кафе.
– Куда он? – растерялась Лера.
Надя промолчала.
– Ну правда – куда? – повторила Лерочка.
– Ты что, совсем глупая? – фыркнула Надя.
– Считай, что так, – поморщилась Лера. И снова спросила: – Так куда он пошел, в туалет?
– И ты называешь себя высшим сортом? – закатила глаза Надя. Но все же смилостивилась, пояснила: – Ясное дело – пошел с Черкашиным знакомиться. Ты ведь ему сама предлагала!
Тут и Лера увидела: журналист вышел из кафе и торопливым шагом направляется к черкашинскому «мерсу».
– Я вообще-то шутила, – пробормотала девушка.
– Странные у тебя шутки, – немедленно пригвоздила библиотекарша. И поинтересовалась: – А почему бы Диме и правда с этим Черкашиным не поговорить?
– А потому, что Черкашин… Черкашин… – Лера понизила голос и закончила: – Он убийца… Не в том смысле, что точно Соньку убил, – а по жизни.
Встретила недоверчивый Надин взгляд и добавила:
– Сто пудов, мне Сонька рассказывала. Она сама видела…
Каждый раз, когда Черкашин вывозил ее за город, в свой коттедж, Сонька жалела, что коммунизм, который старательно строили ее родители, не состоялся. Тогда жили бы все, как ее папик живет, – на воздухе, с соловьями и «мерином» в гараже. Революционер Ленин ведь как учил: «От каждого по способностям, каждому по труду». Ну, и что, Черкашин очень уж способный? Или сильно больше трудится, чем ее родаки? Только и работы у него – шляться по мягким коврам казино да напускать на себя важный вид. Зато живет – будто элита какая, гордость нации. Забор – трехметровый, дом – фигуристый, со всякими витражами-башенками, а на участке, особенно если спьяну, – и вовсе заблудиться можно: и сосны, и кусты разные, и тропинки меж ними витиеватые. Ну а больше всего Соньку инсталляция бесила. Это Черкашин так свою гордость именовал – сам вроде придумал и спроектировал: речка, которая ходит по кругу (воду гоняет хитро скрытый насос), а посредине – островок, и на нем голая мраморная баба с кувшином, богиня, что ли, какая-то.