– Вот дома и подожду, – упорствовала Надя.
– Да ладно тебе! Поехали лучше бузить, а?
– Нет, – твердо сказала Надя. – Я хочу домой. В постель. А не усну – так снотворное выпью.
– Ну, ты скучнятина… – скривилась Лера. И не удержалась от подколки: – Не зря Брюс тебя называет: «старая девушка».
Ну, это уже чересчур.
Надя глубоко вздохнула – и отрезала:
– Пусть хоть горшком называет – сниматься-то в своей рекламе позвал. И безо всякого, между прочим, кастинга.
Лерочкино личико тут же вытянулось, губки обиженно дрогнули.
А Надя добавила – удивляясь собственному злорадству:
– И еще позовет – для «Пет-гри» как минимум пять роликов будут делать. И все – со мной.
– Это Брюс так сказал?.. – растерянно пробормотала Лера.
– Ну да, – пожала плечами Надя.
На самом деле мистер Маккаген ей ничего пока не обещал. Сообщил лишь, что «рассмотрит вопрос дальнейшего сотрудничества». Но, как уже поняла Надя, в мире, где живет Лерочка, так принято: не просто приукрашивать, а расцвечивать свои скромные успехи всеми цветами радуги. И, раз уж она, волею случая, попала в чужой монастырь – так и играть надо по принятым здесь правилам. Пусть ей это и неприятно.
…Когда Надя дрожащей с усталости рукой заваривала себе чай, зазвонил телефон. Она взглянула на часы – почти полночь. Кому это, интересно, неймется? Неужели опять Лерочка – никак не успокоится, снова будет в клуб звать?
Звонки в ночной тишине квартиры звучали тревожно, резко – даже Родька проснулся. Поглядывает на аппарат укоризненно – ему громкие звуки, видно, спать мешают, бедная собачка тоже за сегодняшний день вымоталась.
– Спи, спи, Роденька, – пробормотала Надя.
Быстро схватила трубку, буркнула:
– Слушаю!
– Наденька? – раздался взволнованный голос Полуянова. – Ну, слава богу! А то я боялся, что тебя дома нет.
От его тона – такого бархатного, милого, родного – на душе сразу потеплело: Димка! Ей позвонил Димка! Но радовалась Надя только в первую секунду. А потом сразу вспомнила: сроду ей Полуянов просто так не звонил. Что-то, видно, нужно ему. И очень нужно, раз так поздно на связь вышел.
И она хмуро сказала:
– Я вообще-то уже спать ложусь.
– Правда, что ли? – удивился Полуянов. И огорченно добавил: – Ну, очень жаль. А я к тебе заехать хотел…
С ума сойти! Димка – к ней в гости собрался! Да в такой момент почти интимный – когда на носу полночь…
Впрочем, можно не обольщаться: не за ради ж ее неземной красоты, и не для того, чтоб рассказы о съемках выслушивать. И соблазнять ее Дима тоже не начнет. Что-то нужно ему. Хочет или домашней пищи употребить, или на жизнь пожаловаться, или – совета попросить. Но она так устала – чтобы выслушивать сейчас чьи-то жалобы и тем более – давать советы…
– Какие-то проблемы? – спросила Надя – так равнодушно, что журналист – привыкший, видно, к ее добросердечию – даже опешил. Секунд десять в трубку молчал.
– Да нет… в общем-то ничего… – наконец пробормотал Дима. – Надеялся просто, что покормишь. И поболтать. А ты что, занята?
Надя вдруг представила Димочку – уставшего (как же иначе, когда на дворе полночь?), голодного (питался журналист всегда кое-как, в лучшем случае биг-маками…). Наверняка еще сидит в своей разлюбезной редакции, в пустом, прокуренном кабинете. Или в квартире – в вечном холостяцком бардаке. И вот, вдруг захотелось человеку уюта да задушевного, семейного разговора – а она ему от ворот поворот… Нехорошо как-то. Что ей, сложно, что ли – выслушать? Да подкормить его, да пожалеть?
– Ладно, что с тобой поделаешь, – проворчала она. – Приезжай. Ненадолго.
– И поесть дашь? – воспрянул журналист.
– Дам. Только разносолов не будет. Гречневую кашу. С тушенкой. И салат из огурцов могу настрогать.
– Восхитительно, Наденька! – повеселел Полуянов. – Мне уже сто лет никто каш не варил! Тем более с тушеночкой да с салатиком. Ну, жди. Сейчас примчусь.
Надя едва успела соскрести толстенный слой сценической косметики да переодеться из короткой юбки в привычные брюки мешком. Даже авансированный салат из огурцов соорудить не успела – Дима уже примчался. Царапая щетиной, поцеловал в щечку, протянул привычные (всегда с ними в гости являлся – мама, что ли, так научила?) дары – бутылку вина и букет печальных цветов – на этот раз это были тюльпанчики.
«Какой он красивый!» – привычно поразилась Надя. Вроде бы с детского сада она на Полуянова смотрит – а до сих пор привыкнуть не может: до чего же хорош! Голубые глаза, брови вразлет, смоляная шевелюра и рот – будто специально для поцелуев.