127  

– Все… все равно…

Грудь Муромца вздымалась с такой силой, что он слышал только хрипы, стоны и свист через поломанные ­ребра.

– Скажи… – прохрипел он, – кому… сказать…

– За… чем…

– Пусть отец-мать ждать перестанут… – выдавил Муромец через хрипы и собственные стоны. Он перекатился на бок, поднялся на колени.

Молодой богатырь лежал раскинув руки. Кровь хлестала из раны в левом боку, румяное лицо быстро бледнело. Нос уже заострился, губы начали синеть. Но в глазах все еще была ярость, она умирала последней.

– Мать печалить незачем… а отец… тебя найдет… сам…

– Кто? – спросил Муромец.

– Ты его узнаешь сразу…

– Как? – спросил Муромец.

– Его… все… узнают…

Голос перешел уже в хриплый шепот. Блеск в глазах тускнел, но Муромец уловил и странное торжество.

– Кто же он? – спросил Илья, уже не надеясь на ответ. – Князь? Хан? Каган? Волхв?

Голова богатыря откинулась, с губ сорвалось хриплое:

– Выше!.. Богатырь… сильнее которого нет на свете… Он отомстит… убьет…

Шепот становился все тише, губы двигались медленнее, застывая, как на морозе. Муромец наклонился к его лицу, пытаясь уловить среди хрипов последние слова.

– Как его зовут?

– Мой отец… Илья Муромец…

Губы замерли, глаза невидяще смотрели в синее небо. Муромец отшатнулся. Только сейчас стало ясно, кого напоминало это лицо: его собственное, когда он лет тридцать тому смотрелся в гладкую воду озера. И еще немножко – ту смуглолицую красавицу Зейнаб, с которой тайно встречался, уговаривал бежать. Ее так и не отдали за него, безымянного батыра. По слухам, она так и не взяла себе мужа…

Он взревел, как пораженный в сердце копьем, рухнул на еще теплое тело. В голове взорвалось болью, чернота нахлынула и поглотила его целиком.

…Далеко-далеко от этой степи маг Фивантрокл поглядел в бронзовое зеркало, озадаченно нахмурился. За спиной слышал надсадное дыхание магов, всем нелегко дался подъем на высокую башню. Слова излишни, они видели то же самое, что и он. Зеркало медленно меркло, это значило, что жизнь богатыря истончилась, а тело остывает.

Архимандрит сидел в глубоком кресле, наблюдал за всеми. Фивантрокл обернулся, виновато развел руками. Василий сказал нетерпеливо:

– Перебрось на того старого медведя… Перебрось!

Маг покачал головой:

– Не удается.

– Почему?

Маг всмотрелся в зеркало, там погасли последние искорки, затем там все заволокло черным.

– В нем тоже не осталось жизни.

Маги сопели, начали переговариваться. Василий после паузы проговорил многозначительно:

– Все не так, как планировалось… Но, может быть, мы планируем даже лучше, чем полагаем сами. Наш опыт работает за нас.

На него смотрели с ожиданием, ждали пояснений. А нетерпеливый Фивантрокл спросил:

– Как?

– Старый медведь был силен, – пояснил Василий, – надо отдать ему должное, но молодой его поразил насмерть. Но и сам, как видно, умер от тяжелых ран. В Степи кто их излечит? А хорошее в том, что иначе мы еще хлебнули бы с ним горя. Он дерзок, непослушен, мечтал стать защитником угнетенных, говорил о всеобщей справедливости… А так нам проще. Выполнил все, а затем исчез, как подобает хорошему слуге. Давайте решим, что делать дальше.

Старый маг Укен, дотоле молчавший, сказал:

– У меня есть план.

На него оглянулись с тихой опаской. Укен чаще держался в сторонке, но, когда начинал действовать, его планы оказывались самыми коварными, продуманными и успешными.

И он единственный, кто еще знал почти забытое искусство общения с демонами.

ГЛАВА 15

Небо было синее, ковыль мягко стелился под конскими копытами. Мелкие зверьки испуганно шмыгали в стороны, а потом грозно потрясали кулачками вслед проскакавшим гигантам. Мелькнула рыжая спина лисицы, тут же прямо из-под носа рыжей вспорхнула птаха, взлетела в синь, зазвенела крылышками, словно те из тонкого се­ребра.

Щит теперь был приторочен справа у седла Залешанина. Рагдай отнекивался: он-де лучше Залешанина в бою, тот от зайца не отобьется, меча в руках не держал, а своей оглоблей пока что защищался лишь по счастью, но Залешанин подозревал, что витязь просто не хочет изнурять своего коня тяжеленным щитом.

– А ты дорогу точно помнишь? – крикнул он.

– Прямо на север, – ответил Рагдай весело. – Мы – гипербореи!

– Чё-чё?

– Северные люди, говорю. Как только минуем этот ковыль, там и Днепро. А ковыль и есть ковыль, он и у печенегов ковыль…

  127  
×
×