Окаянный талант

– А еще мне рассказали, что в тот день к Злотнику приходил какой-то иностранец, – сказал Вавочкин и потянулся за кусочком семги. – Вахтерше он не понравился. Весь в черном, как пастор. А в руках трость. И лицо высокомерное, неприятное.

– Иностранец? – Олег невольно вздрогнул.

– Ну… Как Союз развалился, так эти иностранцы поперли к нам словно саранча. Что они тут забыли? – Вавочкин вытер салфеткой жирные губы.

– Приезжают нас учить, – меланхолично сказал Шуршиков. – Мы ведь для них дикие люди, которые совсем недавно с дерева на землю упали и пообломали себе хвосты.

– Уж лучше считаться первобытным, нежели быть участником гей-парада, – наконец встрял в разговор и Хрестюк, который до этого сидел молча и дулся на Шуршикова. – У них там на Западе одни «голубые», лесбиянки и проститутки. Толерантные сверхчеловеки… япона мать!

Олег не стал долго рассиживаться, сославшись на то, что его ждет любимая женщина. В противном случае художника просто не отпустили бы. Заказав еще кое-что, в том числе и водку, – чтобы приятели не сочли его жмотом – и оплатив счет, Олег вызвал такси и уехал домой.

В голове у него царил сумбур. А на сердце лежал камень. Предчувствие чего-то нехорошего не покинуло Олега даже в постели, когда он засыпал.

Глава 23

Утром он первым делом позвонил в редакцию газеты «Кто?». Но телефон в приемной почему-то не отвечал.

Тогда Олег узнал в справочном бюро еще два телефонных номера редакции, однако и они оказались немыми, хотя гудки вызова были слышны. Немного поколебавшись, весь в дурных предчувствиях, он быстро плеснул в лицо холодной водой, чтобы освежиться, натянул на себя мятую одежду и, даже не позавтракав, поехал по уже знакомому адресу.

Под окнами редакции толпились люди. Там же стоял милицейский «газик» и люди в форме что-то деловито измеряли рулеткой и строчили в блокнотах.

Повинуясь какому-то безотчетному чувству, Олег не стал входить в здание, а сразу направился к толпе.

– … Смотрю вверх – бат-тюшки-и! – Дородная тетка с румянцем на всю щеку рассказывала свою историю, наверное, в сотый раз; видимо, ей нравилось быть в центре внимания. – Стоит на крыше, руки раскинул, и в небо смотрит. А затем что-то как крикнет – и полетел вниз. Ударился об асфальт – и кровища как брызнет! А я рядом, не могу с места сдвинуться…

– Что тут случилось? – спросил Олег у хмурого мужичка, который курил дешевую сигарету, судя по запаху дыма, и все время сплевывал.

– Птц… Самоубица… птц… С крыши прыгнул… птц…

– Главный редактор газеты «Кто?», – уточнил другой мужчина, постарше и в очках. – И что это ему вздумалось с крыши сигать?

– Довели человека, – авторитетно заявила тетка. – Уж я-то знаю. Каждый месяц проверки. Из судов не вылезал. Кто такое выдержит?

– Убили его, – авторитетно заявил третий мужчина, одетый в приличный костюм, с виду интеллигент. – У нас всех убивают, кто за правду стоит горой.

– Он сам прыгнул! – взвилась тетка, как ошпаренная. – Я что, вру?!

– Нет, мы вам верим, но…

– Своими глазами видела! Один он был на крыше. Никто его не подталкивал. И нечего сплетничать.

– Я знал его, – угрюмо сказал мужчина в очках. – Лично. Не такой это человек, чтобы кончить жизнь самоубийством. Он был настоящий боец. Сломать его было невозможно. Таких людей природа штампует в единичных экземплярах. Нет, здесь что-то другое…

Олег больше не стал слушать их версии и домыслы. Он увидел стоявшего немного в стороне сотрудника редакции – взлохмаченного молодого человека в очках, которые он время от времени снимал и промокал слезы на глазах не очень свежим носовым платком.

– Здравствуйте, – негромко сказал Олег, подходя к нему вплотную.

Лохматый журналист, занятый своими невеселыми мыслями, испуганно отшатнулся, но потом опомнился и ответил:

– Здрл… ствуйте…

«Так он еще и косноязычен», – огорчился Олег. С таким много не поговоришь.

– Почему Верлен Аркадиевич так поступил? – спросил он прямо, без обиняков.

– Вы журналист?

– Нет. Я художник. Но с вашим шефом был знаком.

– А, вспомнил… Я вас видел… вчера. Ничего не могу понять… не знаю… – Очкарик ужимками изобразил крайнюю степень недоумения и растерянности; мимика у него была потрясающая. – Пришли на работу, секретарши нет на месте, кабинет главного замкнут… Я был в приемной, когда это случилось. Что-то пролетело мимо окна – и хрясь! А потом женщина закричала… так страшно и пронзительно… бр-р! – Его речь была очень невнятной – может, от большого волнения – но Олег все же понимал, что он говорит.