229  

То, что молодые люди ушли в Кингсбридж, Уильям запомнил – надо будет об этом поразмышлять.

– Но в любом случае у тебя достаточно земли, чтобы прокормить одну семью, а ты все равно не платишь.

Этельстан начал снова говорить о своих свиньях. Не слушая, Уильям злобно уставился на него. «Мне-то известно, почему ты не платил, – подумал он, – ты узнал, что твой господин заболел, и решил обмануть его, надеясь, что он не сможет настоять на своих правах. И четверо других должников тоже так решили. Вы всегда грабите нас, когда мы слабы!»

На какое-то время ему даже стало жаль себя. Что ж, он их проучит.

– Жильбер, Хуг, – тихо позвал Уильям, – подержите-ка этого крестьянина.

Этельстан все еще причитал. Двое рыцарей спешились и подошли к нему. Его сказку про свиную чуму никто не слушал. Рыцари схватили несчастного за руки, и он побледнел от страха.

Уильям повернулся к Уолтеру и все тем же тихим, спокойным голосом спросил:

– Латные рукавицы у тебя с собой?

– Да, милорд.

– Надень. Всыпь-ка как следует этому Этельстану. Но смотри, чтобы он не помер, – он еще должен другим рассказать обо мне.

– Хорошо, милорд. – Уолтер достал из переметной сумы пару кожаных рукавиц с пришитыми к ним железными пластинками и не спеша натянул их. Крестьяне в страхе следили за ним, а Этельстан от ужаса застонал.

Уолтер слез с коня и, подойдя к Этельстану, ударил его в живот. Тот скорчился, не в силах даже кричать от боли. Жильбер и Хуг подняли его на ноги, и Уолтер ударил его по лицу. Из носа и рта хлынула кровь. Из толпы наблюдавших с криком вырвалась какая-то женщина – очевидно, жена Этельстана – и, набросившись на Уолтера, завизжала:

– Остановись! Отпусти его! Не убивай!

Уолтер отпихнул ее от себя, и две крестьянки, подхватив женщину, оттащили ее назад. Но она продолжала выть и сопротивляться. Остальные крестьяне в угрюмом молчании смотрели, как Уолтер избивает Этельстана, пока его окровавленное тело не обмякло. Глаза закрылись. Он потерял сознание.

– Отпустите его, – приказал наконец Уильям.

Жильбер и Хуг отпустили несчастного. Он неподвижно распластался на земле. Рядом с ним, рыдая, опустилась на колени его жена. Уолтер снял рукавицы и аккуратно стер с металлических пластин кровь и прилипшие к ним куски мяса.

Этельстан больше не интересовал Уильяма. Оглядев деревню, Хамлей увидел стоящее на берегу ручья двухэтажное деревянное строение.

– Что это? – указав на него пальцем, спросил он Артура.

– Раньше я этого не видел, господин, – робко проговорил Артур.

Уильям подумал, что управляющий лжет.

– Мельница, не так ли?

Артур с деланным безразличием пожал плечами:

– Не знаю, что еще может быть построено прямо у ручья. Как смеет он так дерзко разговаривать, когда только что прямо на его глазах по приказу Уильяма до полусмерти избили крестьянина?

– А разве моим крестьянам позволено строить мельницы без моего разрешения?

– Нет, господин.

– А известно ли тебе, почему это запрещено?

– Для того чтобы они приносили свое зерно на мельницу господина и платили ему за помол деньги.

– И их господин богател бы.

– Правильно, милорд, – сказал Артур снисходительным тоном человека, объясняющего ребенку что-то совершенно очевидное. – Но если заставить их заплатить за строительство мельницы выкуп, то выгода для их господина будет та же.

Наглость Артура приводила Уильяма в бешенство.

– Нет, не та же! – рявкнул он. – Выкуп всегда меньше, чем доход от мельницы. Вот поэтому-то мой отец никогда не разрешал крестьянам строить их.

Не дав управляющему возможности ответить, Уильям хлестнул своего коня и помчался к мельнице. Следом поскакали рыцари, а за ними потянулась поредевшая толпа жителей деревни.

Уильям спрыгнул с коня. Сомнений относительно предназначения постройки быть не могло. Огромное водяное колесо медленно вращалось под напором стремительно бегущего ручья. Колесо поворачивало массивный вал, проходивший сквозь боковую стену дома. Это было крепкое деревянное строение, сработанное на многие годы. Тот, кто его соорудил, очевидно, надеялся, что долго сможет им пользоваться.

Возле открытой двери с покорным видом стоял мельник. Внутри за его спиной виднелась аккуратно сложенная груда мешков с зерном. Мельник учтиво поклонился Уильяму, но не было ли в его взгляде издевки? Уильям снова ощутил болезненное чувство, что все эти люди ни во что его не ставят, и его неспособность заставить их подчиниться его воде внушала ему навязчивую идею о собственном бессилии. Его захлестнули возмущение и досада.

  229  
×
×