– Не совсем, – скрипя зубами, ответил Филип. – Ты позволил нам брать из нее камень для собора. А саму каменоломню ты отдал Перси Хамлею. И теперь сын Перси Уильям выгнал оттуда моих каменотесов, убив пять человек, включая женщину и ребенка.
– Не следует ему так поступать, особенно если он хочет, чтобы я сделал его графом Ширингом, – задумчиво произнес Стефан. Филип воспрянул духом. Но через мгновение король воскликнул: – Будь я проклят, если знаю, как проникнуть в этот замок!
– Прошу тебя, заставь Уильяма вернуть каменоломню, – твердил Филип. – Он пренебрегает твоей волею и обкрадывает Господа.
Казалось, Стефан не слышит его.
– Не думаю, что там много воинов, – все так же задумчиво рассуждал он. – Я подозреваю, что почти все они на стенах, дабы ввести нас в заблуждение относительно их силы. А что там насчет рынка?
«Он испытывает меня, – решил Филип, – заставляя стоять спиной к вражеским лучникам». Он вытер лоб отделанной мехом полой королевской мантии.
– Мой король, каждое воскресенье в Кингсбридж приходят люди со всего графства, дабы помолиться и бесплатно потрудиться на строительстве собора. Когда это только началось, там появились несколько предприимчивых мужчин и женщин, которые стали продавать добровольным работникам пироги с мясом, вино, шляпы, ножи и прочее. И так, постепенно, образовался рынок. И вот я прошу тебя дать разрешение на его существование.
– А будешь ли ты платить налоги с доходов от рынка?
Филип знал, что это требование короля было вполне естественным, однако он также знал, что религиозные общины могли быть освобождены от налогов.
– Да, милорд, я буду платить, если только ты не пожелаешь во славу Божию освободить нас от этого.
Впервые Стефан взглянул прямо в глаза Филипу.
– А ты храбрый человек, приор. Стоишь тут, повернувшись спиной к врагу, и торгуешься со мной.
Филип открыто смотрел на короля.
– Если Господь решит, что моя жизнь закончилась, ничто уже не спасет меня, – проговорил он, стараясь выглядеть бодрее, чем он чувствовал себя на самом деле. – Но если Господу угодно, чтобы я продолжал жить и строить Кингсбриджский собор, то и десять тысяч лучников не в силах сразить меня.
– Хорошо сказано, – заметил король и, хлопнув Филипа по плечу, направился к собору. Сдерживая дрожь в ногах, приор шел рядом с ним и с каждым шагом, отдалявшим его от замка, чувствовал себя все лучше и лучше. Похоже, он выдержал испытание. Теперь важно было получить от короля недвусмысленное обязательство, ибо скоро он снова будет окружен толпой придворных. Когда они проходили мимо первой шеренги часовых, Филип собрал всю свою храбрость и произнес:
– Мой король, если бы ты соблаговолил написать письмо шерифу Ширинга...
Договорить ему не дали. В смятении к Стефану подбежал один из графов и закричал:
– Милорд, сюда движется Роберт Глостер!
– Что-о-о?! Далеко ли он?
– Близко...
– Почему меня не предупредили? Я ведь выставил дозоры!
– Они двигались Нижним трактом, затем свернули с дороги и пошли напрямик.
– Кто с ним?
– Все графы и рыцари, которые за последние два года лишились своих земель. Ранульф Честерский тоже...
– Уж конечно. Коварный пес!
– Он привел с собой из Честера всех рыцарей да еще целую орду кровожадных валлийцев.
– Сколько их всего?
– Около тысячи.
– Проклятие! Это на сотню больше, чем у меня.
Несколько баронов уже окружили короля.
– Милорд, – обратился к Стефану один из них, – если он подходит к городу по бездорожью, ему придется переходить реку вброд...
– Верно, Эдвард! – согласился король. – Бери своих людей, мчись к броду и подумай, как его удержать. Прихвати с собой лучников.
– Кто-нибудь знает, далеко ли враг? – спросил Эдвард.
– Очень близко, если верить нашему лазутчику, – ответил граф, что первым подбежал к королю. – Они могут добраться до брода раньше тебя.
– Я отправляюсь немедленно, – заявил Эдвард.
– Славный воин! – похвалил король Стефан. Он стукнул кулаком о ладонь. – Наконец-то я встречусь с Робертом Глостером на поле боя. Жаль только, у меня людей маловато. Впрочем, сотня воинов – не такое уж большое преимущество.
Все это Филип слушал в мрачном молчании. Он был уверен, что приблизился к цели, однако теперь королю было не до него. Но Филип не хотел сдаваться. На нем все еще была королевская мантия, и, сняв, он протянул ее Стефану: