Столпы Земли

Когда монахи наконец успокоились, Джонатан дочитал фразу до конца:

– ... И я рекомендовал декану и капитулу Линкольна избрать его.

Ну что ж, подумал Филип, это легче сказать, чем сделать. Королевская рекомендация была равносильна приказу, хотя и не всегда: если собрание капитула Линкольна выступит против Уолерана или у них появится своя кандидатура, король может столкнуться с трудностями. Не исключено, что ему удастся в конце концов добиться своего, но пока его решение было далеко не окончательным.

А Джонатан тем временем продолжал:

– Приказываю вам, капитулу Кингсбриджского монастыря, провести выборы нового епископа Кингсбриджа; и рекомендую избрать на этот пост слугу моего Питера из Уорегама, архидиакона Кентерберийского.

Шквал протестующих голосов поднялся в зале собраний капитула. Филип похолодел от ужаса. Подумать только, этот надменный, обидчивый, самоуверенный архидиакон Питер был выбран королем на место епископа Кингсбриджа! Он ведь ничем не лучше Уолерана! И хотя оба были набожны и богобоязненны, они слишком уверовали в собственную непогрешимость, выдавая свои желания за Божью волю, и добивались цели, не останавливаясь перед жестокостью. Если Питер станет епископом, Филипу придется всю оставшуюся жизнь в качестве приора бороться за соблюдение законности и приличий в округе, где будет править железной рукой такой бессердечный человек. А если к тому же Уолеран займет место архиепископа, то никаких надежд и вовсе не останется.

Филип рисовал в своем воображении страшные времена, которые ожидали их. Это будет еще хуже, чем в годы гражданской войны, думал он, когда графы, подобные Уильяму, творили все, что им вздумается, а надменные священники не обращали никакого внимания на нужды людей; монастырь совсем зачахнет и станет лишь бледным напоминанием о былом величии. От этих мыслей злость вскипела в нем.

И он был не один, кто возмутился решением короля. Ревизор Стивен вскочил со своего места, раскрасневшийся от негодования, и выкрикнул что было мочи:

– Не бывать этому! – Это было против приказа Филипа говорить в здании капитула тихо и рассудительно.

Монахи одобрительными возгласами поддержали его, но тут Джонатан, показав еще раз всем свою мудрость, задал решающий вопрос:

– А что мы можем сделать?

– Надо ответить отказом на пожелание короля! – сказал повар Бернард, который с каждым годом становился все толще и толще.

Несколько голосов поддержали его.

– Мы напишем королю, что изберем того, кто нас больше устраивает! – сказал Стивен. И робко добавил: – С Божьей помощью, разумеется.

– Я не согласен, что нам следует с порога отвергать решение короля, – вступил Джонатан. – Чем упорнее мы будем в своем неповиновении Генриху, тем больший гнев вызовем на наши головы.

– Джонатан прав, – поддержал его Филип. – Человек, который проигрывает битву своему королю, может рассчитывать на снисхождение; тот же, кто одерживает победу, чаще всего обречен.

– Но ты же просто сдаешься! – взорвался Стивен.

У Филипа в душе тоже бушевали страсти, но ему приходилось соблюдать внешнее спокойствие.

– Стивен, держи себя в руках, прошу тебя, – сказал он. – Мы, конечно же, должны всеми силами бороться против этого назначения. Но делать это следует умно и осторожно, избегая открытого столкновения.

– Так что же нам делать? – спросил Стивен.

– Пока не знаю, – ответил приор. Поначалу он чувствовал себя подавленным, но сейчас решимость вновь просыпалась в нем. Эту битву он вел год от года всю свою жизнь. Начиналась она здесь, в монастыре, когда он одолел коварного Ремигиуса; потом перекинулась на всю округу, и ему пришлось противостоять Уильяму Хамлею и Уолерану Бигоду; и вот теперь предстояло вести борьбу по всей стране. Он бросал вызов самому королю Англии.

– Думаю, мне надо отправиться во Францию, – сказал Филип. – Повидаться с архиепископом Томасом Бекетом.

* * *

В самые тяжелые времена Филипу всегда удавалось найти выход из трудного положения. Всякий раз, когда его монастырю или его городу угрожала смертельная опасность, он умудрялся придумать не только как защититься, но и как нанести ответный удар. Не всегда, правда, он был уверен в успехе, но не было случая, чтобы он растерялся и не знал, как поступить. Сейчас, похоже, настал именно такой момент.

Он все еще пребывал в растерянности, когда ступил на землю городка Сене, к юго-востоку от Парижа, во Французском королевстве.