Столпы Земли

Следующий шаг – заставить Жильбера признаться.

Он начал приходить в себя. Уолтер перевернул его на спину. Когда Жильбер увидел Уильяма, на его лице сначала отразилось то, что он узнал молодого Хамлея, затем удивление, затем испуг. Уильям был доволен. «Жильбер уже жалеет, что смеялся надо мной, – подумал он. – Скоро он будет жалеть об этом еще сильнее».

Конь Жильбера уже поднялся. Он отбежал на несколько ярдов, но остановился и оглянулся, тяжело дыша и вздрагивая каждый раз, когда ветер шелестел листвой в кронах деревьев. Уолтер отправился его ловить, а Уильям подобрал свой нож, выпавший из тела раненого животного.

Но тут послышался топот копыт приближающихся всадников. Они могли появиться с минуты на минуту. Поэтому надо было как можно быстрее оттащить Жильбера в сторону и заставить его лежать смирно. Но никто так и не показался, и Уолтер без особых трудностей поймал коня.

Они положили пленника поперек спины его же коня и отвезли в глубь леса, где Уильям оставил своих собственных лошадей, которые заволновались, почуяв запах крови, сочившейся из раны коня Жильбера. Поэтому Уильям привязал его несколько поодаль.

Уильям огляделся вокруг, подыскивая подходящее для задуманного им дерево. Он остановил свой выбор на старом вязе, из которого на высоте восьми-девяти футов от земли росла крепкая ветвь.

– Вот на этом суку я хочу подвесить Жильбера, – сказал он Уолтеру.

Слуга расплылся в садистской улыбке.

– Что ты собираешься делать с ним, господин?

– Увидишь.

Обветренное лицо Жильбера побелело от страха. Уильям пропустил у него под мышками веревку, завязал ее за спиной и перебросил через ветку.

– Поднимай, – приказал он Уолтеру.

Уолтер схватил Жильбера, но тот стал извиваться и, вырвавшись, упал на землю. Тогда слуга подхватил дубину Уильяма и принялся колотить ею несчастного по голове, пока он не начал терять сознание, затем снова поднял его. Уильям подтянул свободный конец веревки, несколько раз перебросил его через ветвь и надежно закрепил. Уолтер отпустил Жильбера, и его слегка обмякшее тело повисло в ярде от земли.

– Принеси-ка дровишек, – сказал Уильям.

Они сложили дрова под ногами Жильбера, и Уильям, достав огниво, запалил их. Через несколько минут языки пламени начали подниматься. Жар заставил Жильбера очнуться.

Когда он понял, что происходит, то застонал от ужаса.

– Пожалуйста, – взмолился Жильбер. – Пожалуйста, отпусти меня. Прости, что я смеялся над тобой. Прошу тебя, смилуйся.

Уильям молчал. Стенания Жильбера тешили его самолюбие, но не этого он добивался.

Когда огонь начал обжигать босые пятки Жильбера, он, спасаясь от жара, подогнул колени. По его лицу струился пот. От тлеющей одежды потянуло паленым. Уильям решил, что пора приступать к допросу. Он заговорил:

– Зачем ты сегодня явился в замок?

Жильбер уставился на него широко открытыми глазами.

– Засвидетельствовать почтение графу. Разве это возбраняется?

– С какой это стати?

– Граф только что вернулся из Нормандии.

– И ты не получал приказа приехать?

– Нет.

«Может быть, это на самом деле так», – размышлял Уильям. Допрос пленного оказался не таким простым делом, как ему казалось. Он задумался.

– Что сказал тебе граф, когда ты появился в его покоях?

– Он поприветствовал меня и поблагодарил за мой визит.

Уильяму показалось, что глаза Жильбера подозрительно забегали.

– Что еще? – спросил он.

– Он поинтересовался, как моя семья, как имение.

– Больше ничего?

– Ничего. Почему тебя интересует, что он сказал?

– А говорил ли он что-нибудь о короле Стефане и королеве Мод?

– Ничего. Поверь мне!

Жильбер не мог больше держать колени поджатыми, и его ноги стали опускаться в разгорающийся костер. Но через секунду он взвыл от нестерпимой боли, и его тело забилось в конвульсиях, а колени мгновенно согнулись. Он решил, что сможет ослабить свои страдания, если будет раскачивать ноги туда-сюда. Однако каждый раз, когда ступни оказывались в пламени, из его груди вырывался крик.

Уильяма мучили сомнения: может быть, Жильбер все же говорит правду? Поди узнай. И вероятно, наступит момент, когда муки станут просто невыносимыми и, отчаявшись получить облегчение, этот старый вояка будет готов сказать все, что угодно. Поэтому очень важно, чтобы он не догадался, что от него хотят услышать. И кто бы мог подумать, что пытать людей – такое трудное занятие.