Столпы Земли

Они немного отдохнули и снова двинулись в путь. Джек и Марта побежали вперед, все еще пережевывая жесткое как подошва мясо. Несмотря на разницу в возрасте – Марте было семь лет, а Джеку, наверное, одиннадцать или двенадцать, – дети здорово подружились. Марта находила Джека чрезвычайно привлекательным, а Джек, похоже, радовался совершенно новой для него возможности играть с другим ребенком. Жаль только, что он не нравился Альфреду. Это удивляло Тома: он-то надеялся, что Джек, который был еще совсем мальчишкой, будет слушаться Альфреда, однако этого не случилось. Конечно, Альфред был сильнее, но маленький Джек явно умнее.

Все же большого значения Том этому не придавал. Они были всего лишь мальчишками. Его голова была слишком забита другими вещами, чтобы тревожиться еще и по поводу ребячьих ссор. Порой он с беспокойством спрашивал себя, удастся ли ему вообще когда-нибудь получить работу. Так можно день за днем шататься по дорогам, пока один за другим все они не перемрут: однажды морозным утром найдут замерзшее и безжизненное тело кого-нибудь из детей, другие тоже ослабнут и не смогут перебороть лихорадку, Эллен изнасилует и убьет какой-нибудь проезжий головорез вроде Уильяма Хамлея, а сам Том совсем исхудает и в один прекрасный день уже не сможет подняться и останется лежать среди леса, пока сознание не покинет его.

Эллен, конечно же, бросит его еще до того, как все это случится. Она вернется в свою пещеру, где осталась кадушка с яблоками и мешок орехов, которых будет достаточно для двоих, чтобы дотянуть до весны, но для пятерых этого мало... Если она уйдет, его сердце не выдержит.

Он подумал о своем младенце. Монахи назвали его Джонатаном. Тому нравилось это имя. Монах, угостивший их сыром, сказал, что оно означает Дар Божий. Том представил себе маленького Джонатана таким, каким он родился: розовым, лысеньким, все тело в складочках. Должно быть, он теперь совсем другой, ведь для новорожденного неделя – это большой срок. Наверное, подрос и глазищи стали огромными. Он научился уже реагировать на окружающий его мир: вздрагивает от громких звуков и успокаивается, когда ему поют колыбельную. А чтобы отрыгнуть, он поднимает уголки ротика. Монахам-то, поди, невдомек, что это газики, и они принимают это за улыбку.

Том надеялся, что они хорошо заботятся о нем. Судя по тому монаху, что вез сыр, люди они были добрые и умелые. Да что там говорить, конечно, они смогут лучше ухаживать за малышом, чем Том, у которого нет ни дома, ни пенса за душой. «Если когда-нибудь мне доверят большое строительство и я буду зарабатывать по четыре шиллинга в неделю плюс питание, я непременно пожертвую деньги этому монастырю», – подумал он.

Они вынырнули из леса, и вскоре впереди показался графский замок.

Том воспрянул духом, но заставил себя несколько умерить свой энтузиазм: позади были месяцы разочарования, и теперь он пришел к выводу, что чем больше надежды питаешь, тем больнее переживаешь, получив отказ.

По дороге, что пролегла через голые поля, они подошли к замку. Марта и Джек наткнулись на подбитую птицу, взрослые тоже остановились посмотреть. Это был воробышек, такой маленький, что они запросто могли и не заметить его. Когда Марта наклонилась над ним, он метнулся в сторону, явно не в состоянии взлететь. Марта поймала и подняла его, бережно держа это крошечное создание в своих сложенных лодочкой ладошках.

– Дрожит! – прошептала она. – Я чувствую, как он дрожит. Испугался, должно быть.

Птичка перестала вырываться и спокойно сидела в руках Марты, уставившись своими блестящими глазками на окружавших ее людей.

– Похоже, у нее сломано крыло, – предположил Джек.

– Дай-ка посмотреть, – сказал Альфред и взял воробья из ручек сестры.

– Мы могли бы ухаживать за ним, – пролепетала Марта. – Может быть, он еще поправится.

– Не поправится, – отрезал Альфред и быстрым движением своих больших рук свернул птице шею.

– О Боже! – воскликнула Эллен.

Марта заплакала. Уже во второй раз за этот день.

Альфред рассмеялся и бросил воробья на землю.

Джек подхватил его.

– Мертвый, – вздохнул он.

– Да что с тобой, Альфред? – взорвалась Эллен.

– С ним все в порядке, – вмешался Том. – Все равно птица была обречена.

Он двинулся дальше, остальные последовали за ним. Эллен опять рассердилась на Альфреда, и это вывело Тома из себя. Ну стоит ли нервничать из-за какого-то проклятого воробья? Том-то помнил, что значит быть четырнадцатилетним мальчишкой с телом мужчины: все на свете раздражает. Эллен говорит: «Там, где дело касается Альфреда, ты просто слепец». Нет, она не может понять.