90  

– Шпагу? – гвардейцы переглянулись словно бы растерянно. – Нет, такого приказа у нас нет, шевалье. Нам попросту велено доставить вас в особняк господина де Кавуа, нашего капитана…

– Кем велено? Самим капитаном?

– Не совсем… – еще более смутился гвардеец. – Но нам велено… И приказано, если вы будете упорствовать, применить силу…

– Кажется, я кое о чем начинаю догадываться, – вслух подумал д’Артаньян. – Что же, извольте, я готов следовать за вами. Планше, не стоит делать столь трагического лица. Кажется, я поторопился насчет Бастилии…

Глава двадцать вторая

Крутой поворот в судьбе

На сей раз д’Артаньяна в доме де Кавуа не только не потчевали дичью и бургундским, но даже не предложили сесть. Госпожа де Кавуа так и заявила, едва он вошел:

– Извольте оставаться на ногах, господин д’Артаньян! В вашем положении нотации следует выслушивать стоя!

Капитан де Кавуа, присутствовавший здесь же, смирнехонько сидел в уголке с таким видом, будто он надеялся быть принятым за безобидный предмет меблировки, от коего не требуется участие в людских беседах. Зато его супруга, брызжа энергией, достаточной для двоих, подошла к д’Артаньяну и, потрясая возле самого его носа указательным пальчиком, вопросила:

– Несчастный вы человек, вы хоть понимаете свое положение?

– Мое положение? – переспросил д’Артаньян крайне осторожно. – Оно, разумеется, не из блестящих, хотя я и не рискнул бы назвать его безнадежным…

И он умолк, надеясь, что услышит какие-нибудь разъяснения.

– Вы слышите, Луи? – с трагическим пафосом спросила мадам де Кавуа своего безмолвного супруга. – Наш милейший д’Артаньян не согласен с тем, что его положение безнадежно… Боже мой, какая самонадеянность!

Капитан де Кавуа ответил неопределенным пожатием плеч и движением бровей, что можно было толковать как угодно.

– Ах, да помолчите вы, Луи! – в сердцах воскликнула его жена, хотя капитан и так молчал. – От вас, я вижу, никакого толку… Д’Артаньян, вы понимаете, что стоите на краю пропасти?

– Я, мадам?!

– Да, вы! Именно вы! Объяснить вам подробнее?

– Сделайте одолжение, госпожа де Кавуа… – пробормотал гасконец растерянно.

– Будьте благонамеренны, сделаю! Исключительно ради того, что вы мне кажетесь все же не совсем пропащим… Итак, сударь! Вы, помнится, хотели, чтобы о вас заговорил Париж? Ну что же, извольте радоваться: о вас уже говорит весь Париж… Только не смейте так глупо и широко улыбаться! – прикрикнула она с интонациями драгунского сержанта. – Вам вообще не следует улыбаться! Потому что о вас говорят главным образом как о прелюбодее, развратнике, бретёре, забияке, разбойнике и убийце…

– Мадам…

– Молчите, я сказала! – Сейчас очаровательная госпожа де Кавуа напоминала гасконцу древнегреческую богиню мести, которая именовалась вроде бы "гурия". – Я нисколечко не прибавляю от себя, я только повторяю то, о чем болтают в Париже… Начнем с шашней меж вами и вашей квартирной хозяйкой. Будете отрицать?

– Конечно, некое увлечение имело место…

– Увлечение? Да все говорят, что вы с ней миловались чуть ли не на глазах законного мужа! Которого едва не проткнули прилюдно шпагой. А потом, подкупив полицию, сгноили его в тюрьме по насквозь вымышленным обвинениям, где бедняга и нашел свой конец…

– Все было совсем не так… – осмелился заикнуться д’Артаньян. – Не совсем так, я бы сказал…

– Молчите, несчастный! Я как-никак немного разбираюсь в жизни, я второй раз замужем и произвела на свет восемь детей… Голову могу прозакладывать, что ваша возлюбленная – обычная вертихвостка, которая решила охомутать глупого юнца… Вообще-то, и вы сами хороши – где были ваши глаза? Не видели, с кем связываетесь?

– Мирей, юношеские чувства… – робко вставил словечко де Кавуа.

– Не пытайтесь его защищать, Луи! Мне лучше знать, как следует воспитывать таких вот дурачков! Так вот, д’Артаньян, сама я верю, что ваша дражайшая Луиза – беззастенчивая и развратная хищница… но попробуйте убедить в этом сплетников! Люди, знаете ли, верят не тому, что происходит на самом деле, а тому, что говорят многие! "Все говорят" – эта фраза губила и людей посерьезнее вас! Ясно вам? Злая молва убивает вернее шпаги. Или, по крайней мере, безвозвратно разрушает доброе имя… В доме Бриквилей лежит покойник… Это факт?

– Увы… – кивнул д’Артаньян.

– Это факт. Весомо, грубо, зримо… И вы можете из кожи вон вывернуться, но не оживите этого скота Бриквиля. Положение усугубляется тем, что его кончину кое-кто объясняет происками кардиналистов, а отсюда вытекает, что найдутся охотники раздуть сплетню до небес ради выгоды для своей партии… Наконец, есть еще его величество. Король крайне не одобряет подобных вещей – откровенного прелюбодейства, нарушения святости домашнего очага и тому подобных вещей… Вам крупно повезло, д’Артаньян, что короля нет в Париже. Придворные сплетники любят развлекать его рассказами о всех парижских новостях, а ваши похождения – сущий клад для сплетников… Король лежит в постели в Компьене. Он простудился, встречая английское посольство во главе с милордом Бекингэмом… или решил, что простудился, что, в общем, никакой разницы не составляет. Короче говоря, он слег в постель, никого не хочет видеть, и даже сплетни его не радуют. Будь он в Париже, все обстояло бы для вас еще печальнее – а так есть надежда, что дело удастся замять… Или вы и в самом деле собрались жениться на этой особе, у которой в любовниках перебывала половина квартала?

  90  
×
×