Эта сторона могилы

Но только не Кости. Он мог и быть бессмертным подонком — убийцей, но с тех пор, как мы начали встречаться, он никогда не скрывал от меня свои эмоции и не преуменьшал, уподобляясь мачо, мое значение для него перед другими. Он был сильнее меня не только физически и в плане способностей. Кости также опережал меня, когда дело касалось внутренней силы, осмеливаясь показать свои самые глубокие уязвимые места без всякого страха, страховки и рационализации.

И мне было пора последовать его примеру. Несомненно, я обнажала сердце перед Кости в прошлом, но не достаточно. Он знал, что я люблю его, знал, что я буду биться с ним бок о бок до самого конца, если потребуется, но помимо этого ведь было что — то еще. Возможно, какая — то скрытая, разрозненная часть меня боялась, что, если я признаюсь Кости, как много он значит для меня, тогда я признаюсь и самой себе, что у него есть сила разрушить меня основательнее, чем кто — либо другой, даже Аполлион или совет вампиров. Весь остальной мир мог просто убить или разрушить мой разум и тело. Один только Кости мог уничтожить мою душу.

— Когда — то ты сказал мне, что можешь выдержать многое. — Мой голос был хриплым ото всех тех ударов эмоций по хорошо заточенной внутренней броне. — Я тоже. Я могу выдержать все, что преподнесет нам Аполлион, вынесу нетерпение других к тому, кто я есть, ненормальные призрачные заклинания Мари, все сумасшествие, которое может устроить мне моя мать, и даже боль моего умирающего дяди. Но есть одна вещь, после которой я никогда не смогу оправиться. И она — потеря тебя. Ты заставил меня пообещать продолжать двигаться дальше, если что — нибудь произойдет, но, Кости, — тут мои слова оборвались и слезы потекли вниз по щекам, — я не хочу.

Он стоял около кровати, когда я начала говорить, но оказался в моих объятиях прежде, чем упала первая слеза. Очень мягко его губы пробежались по влажным дорожкам на моих щеках, став розовыми от капелек слез, все еще мерцающих на них.

— Независимо от того, что происходит, ты никогда меня не потеряешь, — прошептал он. — Я навсегда твой, Котенок, в этой жизни или в следующей.

Мучительная боль нахлынула на меня, потому что я знала, что он обещал этим заявлением, а что нет. Кости не мог поклясться, что мы никогда не расстанемся. Быть немертвым не давало ни одному из нас гарантию бессмертия; нас просто было тяжелее убить. Если нас с Кости не убьют в одно и то же время, однажды либо он, либо я познаем горе жизни без другого. Я это и имела в виду, когда сказала, что не хочу продолжать жить, если Кости умрет, но тяжелые уроки прошлого показали мне, что я должна. Или что Кости должен будет также обходиться без меня. Независимо от того, сколько врагов мы победим, или что побудило нас дать друг другу эти обещания, в этом заключалась суровая реальность.

И, возможно, данная реальность и была тем, от чего пытались защитить меня мои последние оставшиеся внутренние щиты. Принятие, что я буду безвозвратно уничтожена без Кости, означало признание мною, что это произойдет. Однажды мы уже не будем вместе. Не по нашей воле и даже не по нашей собственной вине, а из — за холодной беспощадной смерти. Если мы не умрем, сражаясь бок о бок, это все равно произойдет. Я не желала быть столь же открытой, как Кости, рассказывая о том, что он поселился в каждой щелочке моего сердца, потому что ничто не пугало меня сильнее подтверждения этой жесткой, неизбежной действительности. Теперь, когда я наконец признала это, странное облегчение растеклось по мне, покрывая даже боль.

Сдерживание не могло изменить правду того, что я чувствовала, правду неизбежных обстоятельств нашей жизни. Я только дурачила саму себя, но что еще хуже, я также обманывала время, что было у нас с Кости. Никто не знает своей судьбы. У нас могут быть сотни лет вместе. Тысячи. Или же только десять минут до того, как метеор ударит в дом и превратит в пыль меня, не задев его. Наше время вместе было конечным, и это было все, что мы знали.

Но теперь я наконец поняла и то, что Кости уже давным — давно знал: только то, что смерть в конечном счете разлучит нас, вовсе не значит, что она уничтожит все, что у нас есть. Я навсегда твой, в этой жизни или в следующей. Некоторые вещи могут пройти даже через грозную границу смерти, и любовь — одна из них.

Даже если смерть помешает мне быть с Кости— или ему со мной — она не сможет разлучить нас навечно. Ничто не могло, и, в конце концов, я поняла это.