Труба Иерихона

Джозеф торопливо объяснил, что, по словам Браузерса, они в самом деле напоролись на засаду. По меньшей мере семь человек затаились за пнями, поваленными деревьями. Когда десантники, уверенные, что надо догнать и схватить одного-единственного человека, вломились в лес, как стадо свиней, то с двух сторон начался кинжальный огонь. Конечно, одиночные выстрелы из охотничьих ружей не назовёшь кинжальным, но охотники били настолько точно и безжалостно, что огонь был равен кинжальному. Каждого поразили с одного выстрела, только в лейтенанта Браузерса попало больше двух пуль: он успел отпрыгнуть за огромный толстый пень. Его расстреливали наугад, сквозь трухлявое дерево.

А сами русские? спросил Ляхич.

Исчезли, как будто сквозь землю провалились, доложил Джозеф. Сэр, это их лес!.. Они здесь каждый пень знают, каждую мышиную норку.

Ляхич зло и растерянно смотрел на трупы солдат, но видел бесконечное расследование, после которого комиссия обязательно найдет «ошибки и просчёты», и, чтобы успокоить общественность, с него сорвут погоны, ушлют куда-нибудь в Канзас...

Вернёмся на базу, решил он. Пусть генерал Макланс разбирается. Он нас сюда послал! Да-да, вернемся на базу.

Коммандос оживились, Ляхич услышал возгласы облегчения. Одно дело, когда из года в год красиво прыгаешь через макеты, вламываешься в нарисованные дома и лихо бьешь с разворота ногой в челюсть спарринг-партнера, и всё это под вспышки фотоаппаратов и жужжание телекамер, другое когда все наяву, когда в тебя стреляют...

А Джозеф скомандовал:

Сворачиваем лагерь!

Солдаты с криками бросились к палаткам. Верёвки даже не отвязывали, а просто рубили, Ляхич следил за ними со смешанным чувством. Самому бы поскорее с этого опасного места, но в то же время как-то неприятна эта нескрываемая трусость, эта поспешность, ведь бегут закованные в доспехи огромные несокрушимые парни...

Быстрее, быстрее! покрикивал Джозеф. Он нервно оглядывался в сторону леса, тот чересчур близко. Мы свою миссию уже выполнили!.. Гуманитарную помощь доставили!

Дурак, подумал Ляхич зло. Ладно, парни не вдумываются, что покрикивает этот осел. Для них главное сильный уверенный голос. И чтобы звучали команды. Неважно какие. Главное, чтобы команды...

Широколицый сержант, которого Ляхич называл то Гонсалесом, то Легонсисом, вдруг остановился, резко выпрямился, словно в спину вонзили шило. Из рук выпал ящик, и только тут Ляхич уловил далёкий звук выстрела.

Он понял всё мгновенно, глаза повернулись в орбитах, взгляд сразу ухватил место, откуда стреляют, и тут же услужливо указал место, куда ещё можно добежать, скрыться, спастись от гибели. Уже потом Ляхич сообразил, что подсознательно ждал и страшился повторного нападения, а мозг уже проработал пути бегства.

Всё это пронеслось в мозгу в доли секунды. В следующее мгновение он ощутил, как навстречу бьёт ураган, он ломится сквозь эту ревущую бурю, ногам уже горячо, но и деревья вырастают, приближаются стремительно...

В спину сильно ткнуло, но он удержался на ногах, только некоторое время бежал настолько сильно наклонившись, что вот-вот на бегу зароется носом. Судя по всему, пуля ударила под левую лопатку. Так его отец всегда бил оленя. Да и вообще любого крупного зверя бьют под лопатку. Медведя, к примеру, в голову бить глупо: любая пуля срикошетит о скошенный клином медвежий лоб, только разозлит...

Вторая пуля ударила его, когда он был в десятке шагов от спасительного леса. Голову тряхнуло так, словно со всей дури ударили молотом. Оглушённый, почти потерявший рассудок, он нёсся в смертельном страхе, уже не человек, а комок инстинктов, зная каждым нервом, что следующая пуля будет послана точнее...

Лес надвинулся, тёмные ветки с узорчатой мелкой хвоей опускаются до земли, Ляхич прыгнул головой вперёд, проломился, под ним что-то трещало, рассыпалось, но инстинкт сообщил, что темные ветки сомкнулись за его спиной как занавес. Тот же инстинкт заставил сменить место. Возможно, в это место преследователи выстрелили, здесь всё качается и шевелится, хотя вряд ли: охотники обычно расходуют патроны скуповато...

Он заполз поглубже, упал лицом вниз. Лёгкие разрывались, требуя воздуха, тело стонало, умоляло сбросить тяжёлый бронежилет, но ведь это он спас ему жизнь, как спас от второй пули шлем и ещё спасёт...

С великим трудом заставил себя подняться. Ноги дрожали. Поковылял между деревьями, вот что такое тайга, не видишь, куда поставить ногу, всё в трухлявых разлагающихся стволах, поросло диким папоротником, везде снуют огромные муравьи, на стволах сидят великанские жуки. Даже бабочка пролетела абсолютно чёрная, мохнатая и толстая, как воробей...