44  

Сколько и кому он за это платил, можно было только догадываться…

– У меня к вам дело… – попытался я мирно начать беседу.

Не тут-то было. Бхагат Синг словно с цепи сорвался:

– Ах ты, ублюдок, чтоб тебя ракшасы[45] сожрали! Дело у него, видите ли, есть!..

Он продолжал орать, распаляясь все больше и больше, а я отступал к прилавку, безуспешно пытаясь вставить хоть слово в его словесный тайфун. Вскоре я был прижат к кассе, а хозяин лавки уже примеривался огреть меня по голове увесистой дубинкой – каким-то древним раритетом.

И тут мне на глаза попалась кучка медных монет, лежавших на прилавке в мелкой пластиковой мисочке. Молниеносным движением достав одну из них, я неуловимым движением пальцев согнул ее пополам и протянул сикху.

Он затих мгновенно, на полуслове, будто его, как радиоприемник, выключили, нажав на клавишу. В глазах хозяина лавки вдруг появилось выражение, присущее дворняжке, узревшей, как здоровенный соседский барбос нахально обгладывает ее любимую кость.

– Считай, что мы познакомились, – резко сказал я и швырнул монету на прилавок. – Мне сказали, что ты скупаешь разные камушки. – Я достал свой мешочек, развязал его и вытащил камень величиной с небольшой грецкий орех. – Взгляни…

– И-и… И-извините, уважаемый сахиб[46]… – Нездоровая бледность на щеках сикха внезапно уступила место густому румянцу; он схватил камень, как коршун зазевавшегося воробья. – Мараката![47] Мараката… Ах, какой прекрасный… Ах, ах…

– Я хочу его продать. Берешь?

– Возможно… – Первый порыв истинного ценителя прекрасного прошел, и Бхагат Синг опять вернулся в шкуру торговца-пройдохи. – Камень неплох, спору нет… но вот здесь пятнышко, а тут небольшая трещинка… да и цвет не очень… А сколько при огранке потеряется! М-да…

– Сколько! И давай быстрей думай, время у меня ограничено.

Бхагат Синг, вытаращив глаза, с отчаянной решимостью выпалил цену. Она была по меньшей мере в пять раз ниже настоящей стоимости изумруда. На сей счет меня просветил отшельник, при расставании оценивший все камни в мешочке, чтобы меня не обманули такие проходимцы, как "уважаемый" хозяин лавки.

– За эту цену я тебе сейчас булыжник с мостовой принесу, – мрачно сказал я. – Ладно, верни камень. Найду кого-нибудь пощедрее, чем ты.

– Э-э, постойте, уважаемый сахиб, не горячитесь! – Сикх прижал камень к своей груди. – Торговля – это ритуал. Его нужно соблюсти. Я предлагаю… – Он слегка поднял цену.

Черт бы побрал восточные заморочки! И об этом меня предупреждал Юнь Чунь. Теперь нужно торговаться до посинения, чтобы выйти на настоящую цену кристалла изумруда, хотя ее знал и я, и лавочник-сикх.

Мы сошлись в цене только через двадцать минут. Бхагат Синг даже охрип, а я, сцепив зубы, лишь монотонно бубнил свои цифры, раскачиваясь из стороны в сторону, как буддийский монах на молитве.

– Хе-хе… Хе-хе… – посмеивался довольный лавочник, любуясь ценным приобретением. – Уважаемый сахиб, а вы не хотите продать мне и другие камни из вашего кошелька? – вдруг спросил он вкрадчиво, плутовато отводя глаза в сторону.

– Как-нибудь в другой раз, – одним махом оборвал я нить нашего разговора и, засунув деньги, замотанные в тряпицу, за пояс шальвар, поторопился покинуть осточертевший вертеп.

Мне до умопомрачения хотелось быстрее сбрить бороду, постричься, помыться и сменить свои ветхие обноски на приличную одежду.

Уже выходя на центральную улицу, я обернулся и увидел Бхагат Синга. Он что-то втолковывал здоровенному гуркху, показывая толстым, унизанным перстнями пальцем в мою сторону. Заметив мой взгляд, лавочник широко осклабился и поклонился, приложив ладонь к груди.

Да, так я и поверил в твое добросердечие и благожелательность, господин хороший…

Волкодав

Кто-то кого-то грохнул. Я начал подозревать, что мне вовсе не стоило уезжать из Афгана, хотя нас оттуда и очень настоятельно "попросили" – матушкаРусь все больше напоминала страну, которой она совсем недавно оказывала "интернациональную братскую помощь", и постепенно становилась ближним тылом апокалипсического фронта, где шли бои пока местного значения.

Кто-то кому-то пустил пулю в лоб. Кирпич, заканчивавший оформлять наши зарубежные документы, ходил мрачнее грозовой тучи и рычал, будто взбесившийся цепной кобель.

Со слов Мухи я знал, почему старый положенец мечет икру – ему светила в скором времени нелегкая задачка произвести "развод" двух бандитских группировок.

  44  
×
×