Золотая шпага

Оля вскрикнула:

– Саша! Лови!

Он мгновенно обернулся, поймал брошенный ею нож Васильева. На его мрачном лице была жестокая улыбка. Белые зубы блестели, как у дикого волка. Волосы слиплись от крови, но в нем было больше огня, чем в том затянутом в парадный мундир генерале, каким его видели в Петербурге.

– Как ты? – спросил он озабоченно.

– Все в порядке, – заверила она с облегчением. – Смотри, тот поднимается…

Он отшвырнул нож, даже не оглянувшись:

– Он уже не поднимется.

Она поняла по неестественно вывернутой голове, что Александр в прыжке с коня успел сломать противнику шею.

– Ох, Саша…

Она бросилась ему в объятия. Он прижал ее к своей могучей груди, его мощное сердце билось часто, сильно. Несмотря на холодный день, кожа была покрыта потом, Оля услышала знакомый запах, от которого у нее сладко кружилась голова.

Вокруг собиралась встревоженная толпа. Прибежали ­городовые, появился пристав. Дворецкий, который при выстрелах убежал к двери, снова спустился, спросил с поклоном:

– Велите доложить?

Оля ответить не успела, Александр со злой насмешкой указал на свою волосатую грудь:

– Передай Петру Антоновичу, что у меня оторвалась пуговица. Вернусь пришью, а потом уж можем и повидаться.

Дворецкий поклонился. Вид у него был невозмутимый, на два плавающих в лужах крови трупа не повел и глазом:

– Так и доложу.

Александр снова поцеловал Олю, нимало не смущаясь обилием собравшихся:

– Бог ты мой, какая же ты у меня красивая!

– Саша, я чуть не умерла от страха, – призналась она.

– Да? А я видел, что ты чуть не убила этого предателя.

– Потому что он хотел выстрелить в тебя! – сказала она горячо.

Он снова обнял ее, в толпе ликующе закричали, захлопали в ладоши. Оля прижалась к его груди, ощущая себя надежно, защищенно, и только жаль, что не удается пролезть сквозь его толстую кожу и спрятаться у него в груди рядом с горячим, просто раскаленным сердцем!

Васильева не нашли, сколько ни искали. Засядько объяснил городским властям, чего хотел и добивался бывший полковник Генштаба. В подвале дома, где его держали, нашли двух помощников Васильева. Один еще дышал, второго жизнь покинула раньше, чем пленник выбежал из дома.

Городовые уважительно покачивали головой. Хорошо, что этот удалец на стороне закона, иначе задал бы хлопот городским властям. Не будь он генералом, мог бы стать неуловимым атаманом разбойников. И тогда жизнь в Санкт-Петербурге стала бы адом для богатых и знатных…

Великий князь Михаил испытующе смотрел на Алек­сандра:

– Вы уверены, что его люди не могли взять секретных бумаг?

– Исключено, – отрезал Александр, явно задетый. – Мои бумаги в надежном месте.

– Гм… Где же вы их так надежно прячете?

Александр прищурился:

– Михаил Павлович… Васильеву не удалось, так неужто теперь вы хотите спереть мои чертежи?

– Что?.. Ах ты ж наглец… – Он расхохотался, обнял Александра: – Я говорил о черновиках, обрывках… Ну, что мы храним не столь тщательно.

– Черновики я делаю в голове.

– Все?

– И всего. Если бы я делал черновики, у меня не хватило бы моих двадцати пяти часов в сутках.

Михаил смотрел непонимающе. То ли генерала слишком сильно по голове ударили, то ли от непосильной работы чуть-чуть начал заговариваться.

– Александр Дмитриевич!.. Но в сутках всего двадцать четыре часа! Откуда вы берете еще один?

– Занимаю из соседних суток, – ответил Александр очень серьезно.

ГЛАВА 42

В один из дней перед отъездом на юг к Засядько зашел попрощаться Александр I. Выглядел он очень плохо, лицо было желтым и одутловатым, руки дрожали. А через два месяца из Таганрога пришло сообщение, что монарх, самодержец Российской империи умер 1 декабря от лихорадки.

У Засядько собрались возбужденные товарищи. Все строили догадки, в самом ли деле Александр I умер своей смертью, это было бы неслыханно, все знали обстоятельное описание его коронации, сделанное французским посланником Фуше: «Молодой царь приближается. Впереди него идут убийцы его деда, за ним – убийцы его отца, по бокам – его собственные убийцы…» Тем более что сразу пошли слухи, будто бы царь попросту скрылся от суеты мира, принял имя старца Кузьмича и ушел в пустынники искать истину. Это было похоже на правду, ибо Александр I усиленно интересовался, что будет «потом» и как при жизни достичь просветления духа.