126  

Только теперь стало видно, что в хвосте пехотной колонны кучкой стоят полицейские – десятка полтора, в том числе и Асагава, однако йокогамский инспектор среди них держался скромно, совсем не по-начальственному. По большей части это были немолодые, сурового вида служаки, из той породы, которую у нас называют «тертыми калачами». Здесь же оказался и Сирота – судя по зеленоватому цвету лица он едва держался на ногах. Еще бы: ночь без сна, нервы, да еще бесконечная беготня отсюда в Йокогаму и обратно.

– Лучшие мастера нашей полиции, – гордо показал Суга. – Скоро вы увидите их в деле.

Он обернулся к одному из помощников, заговорил по-японски.

Письмоводитель встрепенулся, вспомнив о служебных обязанностях, и подошел к титулярному советнику. Стал вполголоса переводить:

– Адьютант докладывает, что со старостой деревни уже поговорили. Крестьяне будут работать, как обычно, ничем не выдавая нашего присутствия. Сейчас будет проведено совещание. Есть очень удобное место.

* * *

«Очень удобное место» оказалось общинной конюшней, насквозь пропахшей навозом и лошадиным потом. Зато через щелястую стену открывался отличный вид на поле и холм.

Вице-интендант сел на складной табурет, прочие полицейские встали полукругом, и оперативный штаб приступил к разработке операции. Говорил в основном Суга. Уверенный, быстрый, улыбчивый, он явно был в своей стихии.

– … Его превосходительство возражает господину комиссару, что ждать ночи незачем, – бубнил Фандорину на ухо верный переводчик. – Погода ожидается ясная, луна почти полная, и поля будут, как зеркало – каждую тень видно издалека. Днем лучше. Можно подобраться к холму под видом крестьян, занимающихся прополкой.

Полицейские чины одобрительно загудели, соглашаясь. Суга снова заговорил:

– Его превосходительство говорит, что ударных групп будет две, в каждой всего по два человека. Больше нельзя – подозрительно. Остальные участники операции должны держаться от холма на расстоянии и ждать сигнала. После сигнала бежать прямо по воде, уже не соблюдая маскировки. Тут главное – скорость.

Теперь зашумели все разом, причем очень горячо, а инспектор Асагава, до сей минуты не раскрывавший рта, вышел вперед и принялся кланяться, будто заводной, и все повторял: «Какка, таномимас нодэ! Какка, таномимас нодэ!»

– Все хотят попасть в ударную группу, – сообщил Сирота. – Господин Асагава просит позволения искупить свою вину, говорит, что иначе ему будет очень трудно жить на свете.

Вице-интендант поднял руку, и сразу наступила тишина.

– Я хочу спросить мнение господина русского вице-консула, – обратился Суга по-английски к Фандорину. – Что вы думаете о моем плане? Это ведь наша с вами общая операция. Операция двух «вице».

Он улыбнулся. Все теперь смотрели на Фандорина.

– Честно говоря, я удивлен, – медленно произнес титулярный советник. – Ударные г-группы, оцепление из пехотинцев – все это замечательно. Но где же меры для того, чтобы взять заговорщиков живьем? Ведь нам важны не столько они сами, сколько их связи.

Сирота перевел сказанное – очевидно, не все полицейские знали английский.

Японцы как-то странно переглянулись, один седоусый даже крякнул, будто гайдзин сморозил глупость.

– Мы, конечно, попытаемся взять преступников, – вздохнул вице-интендант, – но вряд ли получится. Людей этого сорта почти никогда не удается захватить живьем.

Реплика Фандорину не понравилась, в нем с новой силой шевельнулись подозрения.

– Тогда вот что, – заявил он. – Я должен быть в одной из ударных групп. В этом случае даю гарантию, что по крайней мере одного з-заговорщика вы получите не мертвым, а живым.

– Могу я спросить, каким образом вы это сделаете?

Чиновник уклончиво ответил:

– Когда я был в плену у турок, меня там научили одной штуке, но лучше заранее не рассказывать, сами увидите.

Его слова произвели на японцев странное действие. Полицейские зашушукались, а Суга недоверчиво переспросил:

– Вы были в плену?

– Ну да. Во время недавней балканской кампании.

Давешний седоусый посмотрел на Эраста Петровича с явным презрением. Взгляды остальных тоже никак нельзя было назвать лестными.

Вице-интендант подошел, великодушно похлопал Фандорина по плечу:

– Ничего, на войне всякое бывает. Во время экспедиции на Формозу гвардейский поручик Татибана, храбрейший офицер, тоже попал в плен. Он был тяжело ранен, без сознания, китайцы взяли его прямо в госпитальной повозке. Конечно, потом, придя в себя, он удавился на бинте. Но не всегда под рукой есть бинт.

  126  
×
×