Алмазная колесница

К Фандорину генерал обернулся уже с улыбкой.

– А про сигнал-то забыл, – весело сказал он, показывая свисток. – Ничего, мы и без подмоги справились. Двух главных негодяев взяли живьем. Это неслыханная удача.

Он остановился перед сухоруким. Тот уже не метался по земле – лежал неподвижный, бледный, с зажмуренными глазами.

Суга сказал что-то резкое, презрительно пнул лежащего ногой, потом взял за шиворот и рывком поставил на ноги.

Самурай открыл глаза. Никогда еще Фандорин не видел в человеческом взгляде такого звериного бешенства.

– Отличный способ, – сказал Суга, ощупывая петлю аркана. – Нужно будет взять на вооружение. Теперь я понимаю, как турки сумели взять вас в плен.

Титулярный советник промолчал – не хотелось разочаровывать японца. На самом деле он попал в плен с отрядом сербских волонтеров, отрезанных от своих и израсходовавших все патроны. По самурайским понятиям, им, видимо, полагалось удавиться на собственных портупеях…

– Зачем это? – спросил Эраст Петрович, показывая на кляп во рту Горбуна.

– Для того, чтобы он не вздумал…

Договорить Суге не удалось. Хрипло зарычав, сухорукий коленом отшвырнул генерала в сторону, ринулся вперед и с разбега приложился лбом об угол храма.

Раздался тошнотворный хруст, и связанный рухнул лицом вниз. Под ним быстро расплывалась красная лужа.

Суга присел над сухоруким, пощупал пульс на шее, безнадежно махнул рукой.

– Хами нужен для того, чтобы пленник не откусил себе язык, – окончил за начальника Асагава. – Таких врагов мало взять живыми. Нужно и потом не давать им умереть.

Потрясенный Фандорин молчал. Ему было совестно – и не только за то, что плохо связал важного преступника. Еще стыднее было за другое.

– Мне нужно вам кое-что сообщить, инспектор, – покраснев, сказал он и отвел Асагаву в сторону.

Подле единственного пленного остался вице-интендант: проверил, хорошо ли затянуты веревки. Удостоверившись, что все в порядке, отправился осматривать храм.

Тем временем Фандорин, заикаясь больше обычного, признавался инспектору в своем коварстве. Рассказал и про смолу, и про свои подозрения в адрес японской полиции.

– Я знаю, что д-доставил вам много неприятностей, повредил вам в г-глазах начальства. Прошу простить и не держать зла…

Асагава выслушал его с каменным лицом, только губы немного подрагивали, выдавая волнение. Эраст Петрович был готов к резкой, вполне заслуженной отповеди, но инспектор его удивил.

– Вы могли мне ни в чем не признаваться, – тихо сказал он. – Я никогда бы не узнал правды, и вы остались бы безупречным героем. Но ваше признание потребовало еще больше мужества. Извинение принято.

Он церемонно поклонился, Фандорин ответил точно таким же поклоном.

Из храма вышел Суга, держа в руках три узелка.

– Больше ничего нет, – сказал он. – Мастера обыска потом поищут тщательней. Может, найдут какой-нибудь тайник. Хотелось бы знать, кто помогал этим злодеям, кто снабдил их новыми мечами. О, мне есть о чем потолковать с господином Сэмуси! Я допрошу его лично. – И вице-интендант улыбнулся так плотоядно, что Эраст Петрович засомневался, будет ли допрос проведен в соответствии с цивилизованными нормами. – Всех ждут награды. Вас, Фандорин-сан, высокий орден. Может быть, даже… Миро! – вдруг закричал генерал, показывая на Сэмуси пальцем. – Хами!!!

Титулярный советник увидел, что деревяшка уже не торчит у Горбуна между зубов, а висит на тесемке. Инспектор кинулся к пленнику, но поздно – тот широко разинул рот, с рычанием сомкнул челюсти, и на его голую грудь хлынул густой красный поток.

Раздался истошный рев, перешедший в судорожное бульканье. Суга и Асагава разжали самоубийце зубы, напихали в рот тряпок, но было ясно, что кровь не остановить. Пять минут спустя Сэмуси перестал стонать, затих.

На Асагаву было жалко смотреть. Он кланялся то своему начальнику, то Фандорину, твердил, что не понимает, как арестованному удалось перегрызть веревку, что, видно, веревка была недостаточно крепкой, и что это его, Асагавы, вина – плохо проверил.

Генерал послушал-послушал, да и махнул рукой. Его голос звучал утешающе, Фандорин разобрал знакомое слово «акунин».

– Я говорю, что настоящего злодея живым не возьмешь, как ни старайся, – перевел сам себя Суга. – Когда у человека крепкая хара, с ним ничего не сделаешь. Но задание все равно выполнено. То-то министр обрадуется, ему до смерти надоело сидеть взаперти. За эти пять дней он измучился и нас всех измучил. Великий человек спасен, Япония будет благодарна за это и России, и лично вам, господин вице-консул.