133  

Под конец своей речи посланник впал в нешуточное раздражение, причем, хоть и адресовался к «господам йокогамцам», но смотрел при этом не на консула, а на Эраста Петровича, самым немилостивым образом. А тут еще и Бухарцев подлил масла в огонь:

– А я, ваше превосходительство, вам докладывал. С одной стороны, попустительство, с другой – безответственный авантюризм.

Обе стороны – и попустительствующая (то есть Всеволод Витальевич), и безответственно-авантюрная (то есть Фандорин) – исподтишка переглянулись. Дело принимало скверный оборот.

Барон пожевал сухими остзейскими губами, воздел к потолку водянистые глаза и насупился. Однако молния не сверкнула, обошлось раскатом грома:

– Ну вот что, господа йокогамцы. Отныне извольте заниматься своими непосредственными консульскими обязанностями. В первую очередь, это касается господина вице-консула. Вам, Фандорин, работы хватит: снабжение и ремонт кораблей, помощь морякам и торговцам, составление коммерческих сводок. А в политику и стратегию не суйтесь, не вашего ума дела. Для того у нас есть человек военный, специалист.

Что ж, могло закончиться и хуже.

* * *

Из дипломатического квартала с красивым названием Тигровые Ворота до вокзала Симбаси ехали в карете посланника – его превосходительство был человеком тактичным и обладал важным административным талантом: задать подчиненным взбучку, но при этом не нанести личной обиды. Экипаж с золоченым гербом на дверце был призван подсластить горькую пилюлю, которой барон попотчевал йокогамцев.

Город Токио показался Эрасту Петровичу удивительно похожим на родную Москву. То есть, разумеется, архитектура была совсем другая, но чередование лачуг и дворцов, тесных улиц и пустырей было совершенно московским, а новомодная улица Гиндза с аккуратными кирпичными домами была точь-в-точь как чопорная Тверская, изо всех сил стремящаяся прикинуться Невским проспектом.

Титулярный советник все выглядывал из окошка, рассматривая причудливое смешение японских и западных одежд, причесок, колясок. Доронин же устало смотрел в обитую бархатом стенку, речи консула были унылы.

– Гибель России в ее правителях. Как сделать, чтоб правили те, у кого к этому талант и призвание, а не те, у кого амбиции и связи? А другая наша беда, Фандорин, в том, что Россия-матушка повернута лицом на Запад, а спиной на Восток. При этом Западу мы упираемся носом в задницу, потому что Западу на нас наплевать. А беззащитный деррьер подставляем Востоку, и рано или поздно в наши дряблые ягодицы непременно вопьются острые японские зубы.

– Что же делать? – спросил Эраст Петрович, провожая взглядом двухэтажный омнибус, запряженный четверкой низкорослых лошадей. – Отворотиться от Запада к Востоку? Вряд ли это возможно.

– Наш орел затем и двухглавый, чтобы одна его башка смотрела на Запад, а вторая на Восток. Нужно чтобы и столиц было две. Да вторая не в Москве, а во Владивостоке. Вот тогда мы с англичанами поспорили бы, кому править на Тихом океане.

– Но я читал, что Владивосток – чудовищная д-дыра, просто деревня!

– Что с того? Петербург и деревней-то не был, когда Петр простер руку и сказал: «Природой здесь нам суждено в Европу прорубить окно». А тут и название соответствующее: Владей Востоком.

Разговор принимал настолько важное направление, что Фандорин перестал глазеть в окошко и оборотился к консулу.

– Всеволод Витальевич, а зачем владеть чужими землями, если и в своих собственных никак на можешь навести п-порядок?

Доронин усмехнулся:

– Правы, тысячу раз правы. Никакое завоевание не будет прочным, если собственный дом шаток. Только ведь это не одной России касается. У ее величества королевы Виктории дом тоже на курьих ножках стоит. Ни нам, ни британцам Земля принадлежать не будет. Потому что мы ее неправильно завоевываем – силой. А сила, Фандорин, самый слабый и недолговечный из инструментов. Побежденный ей, конечно, покорится, но будет лишь ждать момента, чтобы освободиться. Все европейские завоевания в Африке и Азии ненадолго. Через пятьдесят, много сто лет колоний не останется. Да и у японского тигра ни черта не выйдет – не у тех учителей учится.

– А у кого же им следует учиться?

– У китайцев. Ну, не у императрицы Цы Си, разумеется, а у китайской неторопливости и основательности. Жители Поднебесной не тронутся с места, пока не наведут у себя порядок, а это дело долгое, лет на двести. Зато потом, когда китайцам сделается тесно, они покажут миру, что такое настоящее завоевание. Они не будут греметь оружием и отправлять за границу экспедиционные корпуса. О нет! Они покажут другим странам, что жить по-китайски лучше и разумнее. И тогда другие народы сами пожелают жить по-китайски. И постепенно все станут китайцами, пускай на это уйдет еще несколько поколений.

  133  
×
×