– Я б-болван! – воскликнул Эраст Петрович, беря ее за руки. – Тебе нечего бояться Булкокса. Мы поженимся. Ты станешь женой российского подданного, и этот человек не сможет тебе ничего сделать!
Предложение руки и сердца было встречено неожиданным образом.
О-Юми расхохоталась, будто услышала хоть и не очень умную, но ужасно смешную шутку. Поцеловала титулярного советника в нос.
– Глупости. Мы не можем стать мужем и женой.
– Но п-почему? Из-за того, что я дипломат? Так я подам в отставку! Из-за того, что ты боишься Булкокса? Я вызову его на дуэль и убью! Или, если… если тебе его жалко, просто уедем отсюда!
– Дело не в этом, – терпеливо, словно ребенку, сказала она. – Совсем не в этом.
– А в чем же?
– Посмотри, какая у тебя левая бровь. Она идет полукругом, вот так… И сверху, вот здесь, наметилась маленькая морщинка. Ее пока не видно, но лет через пять она проступит.
– При чем здесь морщинка? – таял Эраст Петрович от ее прикосновений.
– Она говорит о том, что тебя будет любить очень много женщин, а это мне вряд ли понравится… И еще вот этот чуть опущенный уголок рта, он свидетельствует о том, что в следующий раз ты женишься не раньше шестидесяти.
– Не смейся надо мной, ведь я серьезно! Мы с тобой поженимся и уедем. Хочешь, уедем в Америку? Или в Новую Зеландию? Локстон был там, он говорит, что это самое красивое место на земле.
– И я серьезно. – О-Юми взяла его руку, провела по своему виску. – Чувствуешь, где проходит жилка? На сун с четвертью от края глаза. Это значит, что я никогда не выйду замуж. А еще у меня есть родинка, вот здесь…
Она раздвинула края кимоно, обнажив грудь.
– Да, я знаю. И что она означает, согласно науке нинсо? – спросил Фандорин и, не удержавшись, наклонился поцеловать родинку под ключицей.
– Этого я тебе сказать не могу. Но, пожалуйста, больше не говори со мной ни о женитьбе, ни об Алджи.
В ее глазах уже не было улыбки – в них мелькнула строгая и грустная тень.
Эраст Петрович не знал, что задело его больше: «Алджи», твердость отказа или нарочитая смехотворность приведенных резонов.
«Она превратила меня в недоумка, в молокососа», пронеслось в голове у Фандорина. Он вспомнил, как давеча Доронин сказал: «Что с вами творится, душа моя? Свежеете и юнеете прямо на глазах. Когда приехали, смотрелись лет на тридцать, а теперь вполне выглядите на свои двадцать два, даже с седыми височками. Японский климат и опасные приключения вам явно на пользу».
Быстро, почти скороговоркой – чтобы не дать себе опомниться – он выпалил:
– Раз так, больше мы встречаться не будем. До тех пор, пока ты с ним не расстанешься.
Сказал – и закусил губу, чтобы немедленно не забрать свои слова обратно.
Она молча смотрела ему в глаза. Поняв, что больше ничего не услышит, опустила голову. Натянула приспущенное кимоно на плечи, медленно вышла.
Фандорин ее не остановил, не окликнул, даже не посмотрел вслед.
В себя пришел от боли в ладонях. Поднес руки к глазам, непонимающе уставился на капельки крови и не сразу догадался, что это след ногтей.
«Ну вот и все, – сказал себе титулярный советник. – Лучше так, чем сделаться совершенным ничтожеством. Прощай, сон золотой».
И накаркал: сон действительно его оставил. Вернувшись домой, Эраст Петрович разделся, лег в постель, но уснуть не смог. Лежал на боку, смотрел в стену. Ее сначала было почти не видно – лишь что-то неясно сереющее сквозь мрак; потом, с приближением рассвета, стена стала белеть, на ней проступили смутные разводы; вот они сфокусировались в бутончики роз; ну а затем в окно заглянуло солнце, и нарисованные цветы вспыхнули позолотой.
Нужно было вставать.
Эраст Петрович решил жить так, как если бы в мире все было устроено осмысленным и спокойным образом – только этим можно противостоять клубящемуся в душе Хаосу. Сделал всегдашнюю гиревую экзерцицию и дыхательную гимнастику, поучился у Масы сбивать ногой катушку ниток с кроватной стойки, причем довольно чувствительно зашиб ступню.
И физические упражнения, и боль были к месту, способствовали волевой концентрации. Фандорин чувствовал, что он на правильном пути.
Переоделся в полосатое трико, отправился на обычную утреннюю пробежку – до парка, и потом двадцать витков по аллее, вокруг крикетной площадки.
Соседи по Банду, по большей части англосаксы и американцы, успели привыкнуть к причудам русского вице-консула и, завидев ритмично отмахивающую локтями полосатую фигуру, лишь приветственно приподнимали шляпы. Эраст Петрович кивал и бежал себе дальше, сосредоточенно считая выдохи. Сегодня бег давался ему тяжелее обычного, дыхание никак не желало обретать размеренность. Упрямо стиснув зубы, титулярный советник прибавил скорости.