Алмазная колесница

– Мерррзавец! И ведь все налгал. Не станет он ждать никаких двадцати четырех часов. Накатает ябеду прямо сейчас, в вагоне. И тут же отправит в министерство, а копию непременно в Третье отделение. Чтоб не выглядело обычным доносом, присовокупит всю эту чушь про Желтую Опасность, которую он сейчас перед нами репетировал. И самое гнусное, что в Петербурге это ужасно всем понравится. – Консул устало опустился в кресло. – Попрут меня в отставку, уж это самое меньшее… А и черт с ней, со службой, – вдруг весело тряхнул он головой. – Проживу и без нее. Но в Россию не вернусь. Натурализуюсь и превращусь в японца, а? Что вы на сей счет думаете? – и засмеялся, как бы давая понять, что, разумеется, шутит.

На сей счет титулярный советник ничего не думал, ему было над чем поломать свою (впрочем, и без того уже проломленную) голову.

– Так главный акунин в этой истории – Дон Цурумаки? – будто бы про себя прошептал он.

– Как вы сказали? Акунин?

– Ну да, главный злодей. Мне объясняли, что японские злодеи не похожи на прочих. То есть они, конечно, тоже негодяи и исчадия, но с п-принципами и не без благородства. Что-то в этом роде.

Всеволод Витальевич усмехнулся:

– Япония – страна благородных злодеев? Пожалуй. Уж Цурумаки-то – классический акунин.

– А я в этом не уверен… Видите ли, я неплохо знаю этого человека. – Фандорин не стал вдаваться в подробности. – Он… Он непохож на коварного интригана. И потом, так ли уж нужно верить предсмертному свидетельству? Я один раз уже совершил эту ошибку, поверил Суге. Тот же, как это теперь ясно, в последнюю минуту жизни думал лишь об одном: как бы послать нас по ложному пути.

– Онокодзи – не Суга. Тот был сильный, несгибаемый человек, не боявшийся смерти. А ваш японский декадент к категории акунинов никак не относится.

Замолчали, на сей раз думая об одном и том же.

Консул так ничего и не придумал, вопросительно посмотрел на поминутно хватающегося за виски помощника.

– Вы говорили, что знаете какой-то рискованный способ? Способ чего?

– Удостовериться в коварстве Дона Цурумаки. Либо же в его невиновности.

– Но как это сделать?

– Я ведь вызван на дуэль. Значит, понадобится секундант, верно? – Эраст Петрович хотел улыбнуться, но вместо этого скривился от нового спазма головной боли.

• Самый верный друг,
• Ты по-прежнему со мной,
• Головная боль.

Тихий голос

Вечером в том же самом кабинете вновь состоялось совещание, но уже в несколько измененном составе. Морского агента не было, вместо него Всеволод Витальевич пригласил Сироту – должно быть, в виде компенсации за давешнее унизительное ожидание в коридоре.

Японец, однако, обиженным не выглядел, скорее задумчивым, будто его мысли витали где-то очень далеко. Но, как свидетельствовали время от времени вставляемые им реплики, рассказ вице-консула он слушал не менее внимательно, чем Доронин.

От Дона Цурумаки титулярный советник вернулся, так и не разрешив своих сомнений.

– Поскольку никаких доказательств вины этого человека у нас нет, я построил операцию исключительно на одной п-психологии. – Бледно-зеленый Эраст Петрович говорил неторопливо – то ли от нехорошего самочувствия, то ли желая еще раз проанализировать беседу с подозреваемым. – Если вкратце, я хотел напугать Цурумаки и заодно подсказать ему, как он может избавиться от опасности.

– Напугать Дона Цурумаки? – недоверчиво переспросил письмоводитель и покачал головой, будто Фандорин сказал несуразицу.

– Точнее, дать ему понять, что он в опасности. Для этого, изобразив п-потрясение от известных печальных событий (честно говоря, мне и притворяться для этого не пришлось), я пустился с ним в дружескую откровенность. – Вице-консул горько усмехнулся. – Мы же с ним д-друзья… Сказал, что все это время вел самостоятельное расследование убийства Окубо. Главным подозреваемым считал Булкокса, как представителя державы, более всего заинтересованной в устранении министра. Не забыл упомянуть и о своих помощниках, и о ценном свидетеле, хорошо известном Дону князе Онокодзи. Как видите, все это довольно близко к истине. Но далее я позволил себе некоторую импровизацию. Рассказывая о последних мгновениях умирающего свидетеля, я несколько изменил его финальную реплику. Мол, испуская дух, Онокодзи прошептал: «Это не Булкокс, я обманул вас. Это мой…» – и не договорил, скончался. Затем я довольно п-пространно рассуждал вслух, кого мог иметь в виду бедняга князь. Спросил мнения Дона – тот ведь хорошо знал покойного и весь круг его знакомств. «Мой» кто? Брат? Кузен? Дядя? Цурумаки озабоченно сказал: «Брата у князька не было. А вот двоюродных и троюродных полно, и многие на очень видных постах. Кого же из них он имел в виду?» Перечислил одного, другого, третьего. Тут я делаю следующий выпад. Рассуждаю вслух: а что, если он имел в виду не родственника? «Мой бывший вассал»? «Мой друг»? Мне показалось, что здесь Дон насторожился, но я мог и ошибиться… Сделал вид, что оставляю эту тему. Говорю: «Но пришел я к вам не только за этим». Рассказываю о вызове на дуэль, о том, что мне нужен секундант. «У меня серьезная просьба, с которой я могу обратиться только к д-другу».