Алмазная колесница

Эраст Петрович прибыл за десять минут до назначенного времени, выслушал доклад подполковника Данилова о принятых мерах предосторожности, кивнул.

Надворный советник Мыльников, извещенный об ожидавшемся событии всего час назад (инженер заехал за ним безо всякого предупреждения), весь извертелся: несколько раз обежал платформу, возвращался к Фандорину и все спрашивал: «Кого ожидаем?»

– Увидите, – коротко отвечал Эраст Петрович, то и дело поглядывая на свой золотой брегет.

Без одной минуты двенадцать из темноты донесся протяжный гудок, потом засветились огни паровоза.

Дождь полил сильнее, и камердинер раскрыл над инженером зонтик, нарочно встав так, чтобы капли стекали Мыльникову на шляпу. Взбудораженный Евстратий Павлович, впрочем, этого не замечал – лишь поежился, когда холодная струйка проникла за воротник.

– Начальник вашего управления, да? – спросил он, разглядев купейный вагон. – Шеф корпуса? – И, понизив голос до шепота. – Неужто сам министр?

– Убрать посторонних! – крикнул Фандорин, заметив в дальнем конце перрона обходчика.

Грохоча сапогами, жандармы бросились выполнять приказ.

369-бис остановился. Когда затих железный лязг и скрежет тормозов, до слуха приосанившегося и сдернувшего котелок Мыльникова донесся странный звук, очень похожий на бесовские завывания, терзавшие по ночам больные нервы Евстратия Павловича. Мыльников замотал головой, отгоняя чертовщину, но вой усилился, а вслед за ним явственно донесся и лай.

Со ступенек браво скатился офицер в кожаной тужурке, откозырял Фандорину и вручил ему пакет, на котором чернела загадочная надпись «СПППЕВПАПО-РОППСПС».

– Что это? – дрогнул голосом Мыльников, заподозривший, что все это ему снится: и ночное явление инженера, и поездка под дождем, и собачий лай, и непроизносимое слово на конверте.

Эраст Петрович перевел аббревиатуру:

– «Состоящее под почетным председательством Его Высочества принца Александра Петровича Ольденбургского Российское Общество поощрения применения собак к полицейской службе». Хорошо, п-поручик. Можете выводить. Фургоны ждут.

Из вагона один за другим стали выходить полицейские, каждый вел на поводке по собаке. Были тут и овчарки, и ризеншнауцеры, и спаниели, и даже дворняги.

– Что это? – растерянно повторил Евстратий Павлович. – Зачем?

– Это операция «Пятое ч-чувство».

– Пятое? Какое такое пятое?

– Обоняние.

* * *

Подготовка операции «Пятое чувство» была осуществлена в наикратчайшие сроки и заняла немногим более двух суток.

В депеше от 18 мая, так поразившей опытного полицейского телеграфиста, Фандорин писал своему начальнику: «ПРОШУ СРОЧНО СОБРАТЬ ПРИНЦЕВЫХ СОБАК ПОДРОБНОСТИ ДОПОЛНИТЕЛЬНО».

Эраст Петрович был горячим сторонником и отчасти даже вдохновителем начинания принца Ольденбургского, который задумал устроить в России настоящую, научно организованную полицейско-собачью службу по европейскому образцу. Дело было новое, малоизученное, но сразу же поставленное на широкую ногу.

Для того чтобы натаскать хорошего пса на определенный запах, довольно нескольких часов. Из лаборатории Артиллерийского управления было выделено потребное количество шимозы, и началась работа: пятьдесят четыре полицейских инструктора тыкали своих мохнатых помощников носом в желтый порошок, звучали укоризненные и одобрительные возгласы, разносился заливистый лай, на клыках весело хрустел сахар.

Запаху мелинита был резкий, ищейки легко распознавали его даже среди мешков с москательным товаром. По окончании краткого курса обучения питомцы его высочества разъехались в служебные командировки: двадцать восемь псов на западную границу, по два на каждый из четырнадцати пропускных пунктов, остальные – спецпоездом в Москву, в распоряжение инженера Фандорина.

Днем и ночью, в две смены, переодетые поводыри водили собак по вагонам и складам всех железнодорожных линий Первопрестольной. Мыльников в фандоринскую затею не верил, но вмешиваться не вмешивался – наблюдал со стороны. Собственных идей по поводу поимки японских агентов у надворного советника все равно не было.

На пятый день в кабинете, где Эраст Петрович изучал наиболее уязвимые места Транссиба, помеченные на карте красными крестиками, наконец раздался долгожданный звонок.

– Есть! – кричал в трубку взволнованный голос, заглушаемый лаем. – Господин инженер, вроде есть! Это проводник-дрессировщик Чуриков, со станции «Москва-товарная», на Брестской! Ничего не трогал, как велели!