Питомник

– Ты теперь не куришь и кофе не пьешь, – мягко заметил Илья Никитич, когда официант удалился.

– Ага. О здоровье стала думать.

– Молодец, давно пора. Только о своем здоровье или еще о чьем-то?

– Ну да, да! – она раздраженно поморщилась. – Угадали, на то вы и следователь.

– Поздравляю. Кого ждешь и когда?

– В январе. А кого – понятия не имею. Кого Бог даст.

– Варюша, но ты знаешь, нервничать при беременности очень вредно. Посмотри на себя, вся дерганая, злющая. Ты должна светиться изнутри, ты ведь так хотела ребенка.

– Страшно, – прошептала она, – очень страшно, Илья Никитич.

– Что, рожать страшно?

– Перестаньте, – она махнула рукой, – рожать я совершенно не боюсь.

– Ну, а в чем дело?

– В том, что все разваливается. Наш общий друг стареет, причем катастрофически стареет. Я вам говорила, он стал сентиментальным. Так вот, на самом деле, у него что-то вроде старческого маразма. Рыдает, как дитя, бабушкам на улице милостыньку подает. В церковь стал ходить. Само по себе это ни хорошо, ни плохо. Это его личное дело. Но стая чувствует, как слабеет вожак, и готовится его загрызть.

– А тебе жалко? – Будете издеваться, ничего не расскажу, – процедила она сквозь зубы. – С чего ты взяла, что я издеваюсь? – искренне удивился Илья Никитич. – Почему бы тебе его не пожалеть? Все-таки старый, глубоко несчастный человек. Несмотря ни на что.

– Ладно вам. Они не люди, сами знаете.

– Нет, – Бородин покачал головой, – люди. И если ты будешь так к ним относиться, пропадешь. Они очень чувствуют, как к ним относятся. Впрочем, это твое личное дело. Скажи, пожалуйста, там есть реальный преемник?

– Штук пять, не меньше, – Варя криво усмехнулась, – один другого краше.

– Ну, тогда не так уж все страшно. Есть шанс, что они перегрызут друг другу глотки. Да и вообще, Варюша, тебя это не касается.

– Перестаньте. Не надо меня утешать. Вы отлично знаете, что касается, еще как. Если старика сожрут, моему Мальцеву конец. И мне тоже. Старик с нас пылинки сдувает, ко мне даже привязался по-своему. А новые отморозки просто хапнут коллекцию, и привет.

– Они знают о коллекции? – тихо спросил Бородин. – Что, все пятеро?

Варя подкинула бусы на ладони, поймала, несколько секунд, прищурившись, разглядывала камни, наконец прошептала:

– На самом деле реально опасен всего один, остальные так, семечки. Вот он, этот один, знает. И, разумеется, именно ему старик доверяет как самому себе.

– Ну, так чаще всего и бывает, – задумчиво протянул Бородин и, помолчав, небрежно спросил:

– Тебе что-нибудь говорит такое название: ЗАО «Галатея»?

Варя побледнела, рука с чашкой дрогнула, горячий чай пролился на кожу, она только чуть поморщилась, хотя это был кипяток, осторожно поставила чашку и поднесла руку ко рту.

– Да. Есть такая фирма. Покупка и продажа антиквариата. Все. Больше мне ничего не известно. И вообще, хватит об этом. О детских домах я узнаю все, что смогу, – она приподнялась, поискала глазами официанта, махнула рукой и, когда он подошел, попросила счет. Бородин попытался сунуть ей двести рублей, но она не взяла.

Гроза кончилась. Небо расчистилось, с деревьев капало, черный мокрый асфальт сверкал на солнце.

– Вас подвезти? – спросила Варя. – Спасибо, я лучше пешочком. Воздух такой замечательный. Тебе, кстати, надо гулять как можно больше.

– Ага, буду гулять.

Дверца захлопнулась, белый новенький «Фольксваген» рванул по улице, превышая скорость.

Глава 16

Коля Телечкин переходил широкую площадь, когда упали первые капли дождя. Он направлялся к метро, чтобы поговорить с бомжами, которые обитали у крытого рынка. Если предположить, что Рюрик сказал правду, его приятели могут знать, где он шлялся ночью.

«Зачем мертвому бомжу алиби? – пискнул в голове лейтенанта ехидный голосок. – Успокойся, Телечкин, не лезь, куда не просят, о жене подумай, о будущем ребенке, о маме с бабушкой».

Небо над головой затряслось, ударил гром, сразу у нескольких припаркованных машин включилась сигнализация. Визг, вой, громовые раскаты заглушили тихий внутренний голосок. Ливень рухнул сплошной стеной, лейтенант едва успел добежать до метро. В вестибюль набилось много народу, откуда-то из угла несло знакомой вонью, и Телечкин сквозь толпу стал потихоньку протискиваться к бомжам.

Их было всего двое. Старик в драном тельнике и засаленных ветхих галифе мирно спал на газетке. Рядом примостилась нестарая, но сильно потасканная женщина, почти лысая, с красным испитым лицом. Она сидела, уставившись опухшими бесцветными глазами в одну точку, и едва заметно покачивалась.