Игра без козырей

– Идиоты, – вздохнул он, – неужели опять придется звонить Потапчуку? Но боюсь, он не разделяет моего увлечения Вагнером.

Краем глаза Глеб заметил движение на поляне перед домом. К машине осторожно приближался ОМОНовец, он шел без автомата, но в каске и бронежилете. Руки держал над головой. Сиверов разглядел в его пальцах пластиковые коробки компакт-дисков.

– Нет, Потапчук – чудесный человек. Сиверов опустил стекло. ОМОНовец нагнулся и протянул Глебу компакт-диски.

– Это ваше, возьмите.

– Извините, ребята, что побеспокоил, – тихо произнес Глеб, запуская двигатель машины.

Свет фар скользнул по ОМОНовцу, по деревьям, по кустам, блеснул в стеклах дома.

«Теперь я понял, что произошло, – подумал Глеб. – Все непонятное, получив объяснение, становится до банальности простым. Обидно, что местное ФСБ якшается с бандитами».

Капитан ОМОНа проводил полковника Потапова до самой его машины, но так и не дождался внятных объяснений.

– Вечно Москва по-своему решает! – зло бросил полковник вместо прощания.

Глава 8

Маша Пирогова сильно ошибалась, считая, что ее появление в Смоленске осталось не замеченным людьми, отправившими ее в Польшу. Не смогла она отыскать и следов фирмы, которая отправила ее за границу якобы для устройства на работу.

Фирма, вербующая людей для работы на подпольном заводе пана Рыбчинского, существовала и поныне. Она лишь меняла вывески, а персонал и хозяева оставались прежними. После двух-трех месяцев работы снимался новый офис, набирались новые девочки и пенсионерки, дежурившие на телефонах. Фирма существовала пару месяцев, а затем благополучно закрывалась, чтобы возникнуть в новом офисе с новым названием. фамилия же истинного владельца никогда ни в каких документах не фигурировала.

Для регистрации смоленский армянин Львян неизменно использовал одну и ту же тактику: подыскивал «бомжа» с паспортом, приводил его в порядок, на недельку отлучая от спиртного, и тот за символическую плату в пятьдесят долларов соглашался стать учредителем «ООО». Ребята Львяна возили «бомжа» на машине по городу, в его присутствии заказывали печать, утверждали документы. Никто из работавших в Смоленске на Львяна толком не знал, что потом происходит с девушками. Многие догадывались, но кому охота лезть в чужие секреты, если тебе за незнание платят хорошие деньги? Комиссионные же от Рыбчинского Львян получал лично.

В тот день, когда Маша Пирогова убежала из мрачного белостокского подземелья, Рыбчинский позвонил в Смоленск и на всякий случай предупредил:

– Если баба появится, ты дай мне знать. О появлении Маши в Смоленске Львян узнал в тот же день: подручные армянина донесли об этом своему хозяину. И неизвестно, какое будущее ожидало бы Машу, не найди она вовремя «крышу» в лице Стрессовича и Кныша. С ними Львян связываться боялся. Деньги в Смоленске решали далеко не все, армянин чувствовал себя чужим в городе и заедаться со славянскими бандюганами не рисковал.

– Ладно, – согласился Рыбчинский, – если она ведет себя тихо, пусть побегает, попрыгает на свободе.

Львян за полгода почти забыл о существовании Маши Пироговой, пока один из его ребят, служивший раньше в ОМОНе, не рассказал армянину о ночном происшествии в загородном доме Стрессовича и Кныша:

– Блин, не поверишь, спецназовцы его уже окружили. И тут Потапову кто-то позвонил из Москвы и приказал все отменить. Мой дружбан говорит, что такое на его памяти первый раз случается, а он многих винтил: и депутатов, и бизнесменов, и бандитов.

У Львяна нехорошо засосало под ложечкой. Чутье на неприятности у армянина было отменное. Он быстро прикинул, что к чему. Если полковник дал «отбой», значит, приказал ему кто-то рангом повыше – не ниже генерала. «Убрать сучку надо!» – тут же подумал Львян. Но дело, по его разумению, зашло слишком далеко, чтобы он имел право решать сам.

Рыбчинский, услышав новость, скрежетнул зубами:

– Сам не лезь.

– Я хотел с вами посоветоваться, – армянин вздохнул с облегчением.

– Единственное, что от тебя потребуется, так это помочь моим ребятам.

– Полякам?

– Они из Москвы приедут.

* * *

Коготь и Станчик, когда выезжали на дело, обычно не пользовались броскими машинами. Для Москвы неброская машина – это джип «Ниссан», в Смоленск же они отправились на банальном уазике с выцветшим брезентовым тентом.

– Долбаная машина! – возмущался Коготь. Уазик не мог развить скорость больше сотни.