38  

– Какого ещё платочка? – не понял следователь. Но тут событие, на которое рассчитывал последователь «психологической школы», наконец свершилось.

Издав рёв, Ландринов сорвался с места, выхватив из кармана раскрытую бритву.

Коллежский асессор был начеку и проворно обернулся. Но оказалось, что психологическую науку он постиг ещё не в совершенстве.

Эраст Петрович был уверен, что убийца накинется на него, своего обвинителя, но ремингтонист пронёсся мимо Тасенькиного стола и устремился на Мавру.

– Это ты! Во всём ты! – хрипел он, занося бритву для удара. – Из-за тебя гибну!

Барышня отшатнулась, только это спасло её от неминуемой смерти – острое лезвие рассекло воздух у самого горла.

Бедняжка вжалась в стену, а злодей схватил её за волосы и запрокинул кудрявую головку назад.

Все в комнате будто оцепенели.

Эраст Петрович понял, что не успеет. В случае необходимости он умел передвигаться с почти невероятным проворством, но путь ему преграждал массивный стол Луки Львовича, уставленный чернильницами, стаканчиками с карандашами, стопками бумаги, папками и прочей канцелярской дребеденью.

– Не мне – так никому! – истошно крикнул Ландринов, снова взмахнув своим оружием.

Японская наука боя гласит: действие должно опережать мысль.

Рука коллежского асессора, двигаясь будто сама по себе, выхватила из письменного прибора чернильницу и без замаха, снизу вверх, но все равно сильно, швырнула её.

Стеклянный куб ударил преступника в затылок, обдав шею и спину фиолетовыми брызгами. Ландринов ошарашенно обернулся – и получил прямо в лоб второй чернильницей, с красными чернилами, которыми педантичный Сердюк обычно подчёркивал самые важные места в сводке.

Второй удар был сильнее первого. Ремингтонист покачнулся, закрыл ладонью ослеплённые глаза. Между пальцев, будто кровь, стекали багровые чернила.

Ещё через секунду опомнившиеся унтер-офицеры уже выкручивали убийце руки, а он рычал, рвался и даже пробовал кусаться. Воющего, извивающегося, его вынесли за дверь на руках. Следователь и журналист помогали полицейским.

Когда шум утих, Эраст Петрович оглянулся.

Сергей Леонардович стоял все там же. Казалось, он нисколько не рад тому, что обвинение с него снято. Лицо главноуправляющего было потерянным и несчастным. Из-за подряда страдает, понял Фандорин.

Муся и Федот Федотович хлопотали над Сердюком – поили водой, обмахивали полотенцем.

Тасенька испарился, будто его не было вовсе.

В углу, съёжившись, икала и всхлипывала бедная Мавра.

– Ничего, ничего, все уже п-позади, – стал успокаивать её коллежский асессор.

Осторожно погладил по голове – икота прекратилась. Взял за руку – утихли рыдания.

– Вы поедете в Париж, станете знаменитой художницей. Всё будет хорошо, – тихо говорил он.

Она кивнула, глядя на него снизу вверх. Её лицо было всё в мелких брызгах чернил, красных и фиолетовых. Будто ела лесные ягоды и перепачкалась соком, подумал чиновник.

– Поеду. Только… Обещайте мне одну вещь… – шёпотом сказала она. – Сделаете?

– Конечно, сделаю. Не нужно плакать.

– Вы позволите мне закончить портрет? Сюда вы больше не придёте, я понимаю. Может быть… Может быть, я смогу дописать его у вас?

Глаза у неё ярко блестели, но, кажется, не только из-за непросохших слез.

– У меня, наверное, действительно будет удобнее, – слегка покраснев, согласился Эраст Петрович.

Нефритовые чётки


1

Эраст Петрович Фандорин вежливо подавил зевок – крылья точёного носа чуть дрогнули, мраморный подбородок слегка подался книзу, однако губы не разомкнулись ни на миг и взгляд спокойных голубых глаз остался все таким же благожелательно-рассеянным. Искусство незаметно зевать составляло один из absolute musts[5] светского человека, к тому же ещё состоящего чиновником особых поручений при генерал-губернаторе. Непременное присутствие на балах и раутах являлось одной из тягостнейших обязанностей службы Эраста Петровича – в остальном не слишком обременительной и по временам даже увлекательной.

Надворный советник поймал на себе многозначительный взгляд Пегги Немчиновой и принялся с сосредоточенным видом разглядывать хрустальную люстру, сиявшую трепетным газовым светом. Взгляд прелестной девицы, произведшей в нынешнем сезоне настоящую сенсацию и уже получившей три предложения (отвергнутых в силу недостаточной основательности), означал: отчего бы вам не ангажировать меня на кадриль? Дело в том, что Фандорин имел неосторожность пригласить миленькую дебютантку на тур вальса, и сразу же об этом пожалел: танцевала она, как механическая кукла, да и ума оказалась самого небольшого. Заметив, что мадемуазель Немчинова как бы ненароком двинулась вдоль стены, явно намереваясь перейти к решительным действиям, Эраст Петрович нейтрализовал этот опасный манёвр – переместился в угол залы, где сгруппировался самый цвет нетанцующего общества. Здесь был и сам князь Долгорукой, и важные статские старички в муаровых орденских лентах, и тучные золотоплечие генералы.


  38  
×
×