127  

Пусть пугает...

Сейчас Амбала заботило только одно: живым оказался хмырь, у которого они отобрали волыны. Через него можно «засветиться». Менты ладно – им еще доказывать нужно. А вот дружкам скажет, те и выйдут по цепочке. Шершень – Веретено – Амбал... И, пришьют – без всяких доказательств.

Действительно, в Тиходонск прибыла бригада подельников Калинки по торговле оружием. В таком бизнесе не любят, когда сотоварищ пропадает бесследно. Особенно вместе с товаром и деньгами за него.

Вначале они обратились к Гангрене. Тот задумался. За продажу негодных стволов приезжим действительно собирались сделать «правило». Но не сделали. Выходит, общину кто-то опередил...

– Это не мы, – наконец покачал головой Гангрена.

– А кто?

Главный тройки подельников – Скелет – высокий сухой осетин с бешеными черными глазами, зловеще разглядывал собеседника.

– Это ваш город, вам и ответ держать!

Гангрена мертвящим взглядом встретил скрытую угрозу.

– Ваши дружки фуфло здесь двигали. Их кто угодно пришить мог. За дело.

– Кто? – настойчиво спрашивал Скелет. – Кто мог это сделать? Без разбора, без предупреждения... Если в товаре неполадки – отдай назад, получи деньги! Кто их убил?

Действительно, процедура была нарушена. И выяснить, кто ее нарушил, важно не только трем торговцам оружием.

– Узнаем, – сказал Гангрена.

Он дал команду и весь следующий день принимал информацию. Последнее сообщение ошеломило: Калинка жив и лежит в реанимации Центральной городской больницы.

– Поехали, – нервозно сказал он осетину. – Сейчас выясним, кто по беспределу братву мочит.

Черт на полной скорости вел «девятку» с тонированными стеклами.

– Потише, пока голову не свернули, – недовольно сказал сидящий рядом консервативный Гангрена.

– Ничего, они на хвосте, – откинулся Фома с заднего сиденья. Действительно, побитый и исцарапанный БМВ гостей шел впритирку, как на буксире.

– Я сказал – голову побереги! – повторил Гангрена, и Черт чуть отпустил педаль газа.

На территорий больницы въезд запрещался, если кто-то хотел нарушить запрет, надо было дать вахтеру пятьсот рублей или показать какое-нибудь удостоверение. Черт, приспустив стекло, показал свою физиономию и этого оказалось достаточно: шлагбаум немедленно взлетел вверх.

У хирургического корпуса толпился народ.

– Когда туда шел, лица не рассматривали, а обратно – марлевой повязкой закрылся...

– Спокойно зашел в палату, приставил пистолет ко лбу и разнес весь череп...

– Этого беднягу уже убивали, из земли выкопали...

– Значит, неспроста...

Сквозь обрывки разговоров Гангрена с осетином протолкались ко входу и, лишь увидев милиционера, загораживающего проход в вестибюль, поняли, о ком идет речь.

– Это не наши, – убежденно повторил Гангрена, но осетина объяснение не устроило.

– А кто еще знал, что он здесь? Будем сходняк собирать!

Через минуту БМВ, круто развернувшись, рванул с места. «Девятка» двинулась своим путем: вначале к Центральному рынку, затем на окраинную улочку.

– Шаман поклялся, что не его работа, – доложил Гангрена Черномору. – Но, по-моему, больше некому. Они тоже пушки негодные покупали. Одну Баркас взял.

– Баркас откололся, он теперь сам по себе, – в очередной раз проявил осведомленность Черномор.

– Какая разница! Надо разбор учинять. Иначе на сходняке нас на «правило» поставят!

Черномор долго не отвечал. В напряженной обстановке Тиходонска следовало избегать крутых решений. Но слишком многие авторитеты недовольны общиной. Донецкие воры Петрусь и Трезубец, несмотря на найденный компромисс, так и остались обиженными. Москвичи Гарик и Метла выразили возмущение Крестом, не признавшим и офоршмачившим их крестника Калгана. Теперь ущемленными считают себя представители Кавказа...

Если устроят сходняк, спрос будет с него, Черномора. Отговорится – хорошо. А если нет? Скажут: порядок не поддерживаешь, «закон» не соблюдаешь, в общак тебе недоплачивают, делают что хотят... Вполне могут «дать по ушам»...

– Позови Севера, Хромого, будем думать, – наконец сказал пахан.

Гангрена понимающе кивнул.


* * *


Баркас полностью контролировал «супермаркет». Присланные Севером наглые парни, облапошивающие многочисленных простаков в «наперстки», «беспроигрышную лотерею» и карты, исправно платили тридцать процентов прибыли.

Теперь он сам стал боссом, и ему нравилась полная независимость.

  127  
×
×