Билет на ковер-вертолет

Послышался топот, и в прихожую ввалилась здоровенная бабища, вышиной метра два, не меньше. При этом объем бедер у красотки явно совпадал с ростом, а верхняя часть фигуры больше всего походила на стиральную доску.

У меня отвисла челюсть. Пришлось, дабы получше рассмотреть личико «нимфы», задрать голову. Глаза у Насти оказались маленькими, темно-карими, похожими на изюминки, впихнутые в булку. Коротко стриженные волосы торчали дыбом, щеки стекали к подбородку, а последний переходил в шею, объемом с мою талию.

— Знакомься, Вилка, — хитро улыбнулся Куприн, — это Настена Волкова. Между прочим, она увлекается борьбой сумо.

— Верно, — прогудела добродушно Настя, протягивая мне сковородкообразную ладонь, — прям с людьми боюсь вот так здороваться, как бы не зашибить…

Я растерянно закивала.

— Здрассти, здрассти, пойдемте, чай на столе.

— Мне бы картошечки, — мечтательно протянула Настя, — на сале!

— Сейчас организую, — пообещала я и пошла на кухню.

Олег последовал за мной.

— Ну и как тебе Волкова? — усмехнулся он.

— Впечатляет, — пробормотана я, чувствуя себя совершенной идиоткой.

— Вот и славно, — потер руки Куприн. — Сейчас поужинаем, и я ее домой отвезу, к мужу. Тот жену встретить не мог, у них пятеро детей, а бабушек нет, оставить не на кого. Супруг у Насти известный ученый, его в Москву перевели в какой-то НИИ, а Волкова к нам устроилась. Она опытный эксперт, спортсмен… В общем, сама понимаешь, ценный кадр.

Я заморгала, а Олег внезапно захохотал. Отсмеявшись, мой муж пошел к двери, затем обернулся и спросил:

— Слышь, Вилка, знаешь, что такое ревность?

— Нет, — ответила я, — никогда не занимаюсь подобными глупостями.

Олег усмехнулся:

— Ревность — это искусство причинять себе зло больше, чем кому-либо другому.

Я разинула рот, а муж преспокойно ушел. Меня охватило огромное удивление: надо же, совершенно не предполагала, что Олег способен говорить афоризмами. Хотя, на мой взгляд, ревность есть некая разновидность подзорной трубы, она делает маленькие предметы большими, карликов — великанами, подозрения — истинами. Ревнивец всегда ощущает свою правоту, я точно это знаю, но сейчас мне в голову неожиданно пришло одно простое соображение: по отношению к тем, кого любишь, не следует всегда быть правым.